Читать книгу "Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871 - Майкл Ховард"

Прибытие императора не положило конец недоразумениям. Французская армия, верная традициям, ждала проявления воли, однако Наполеон III ни морально, ни физически не был способен эту волю проявить. Кампания 1859 года показала полное отсутствие у него таланта полководца даже при наилучшем самочувствии, а теперь он мучительно страдал от камней в почках. Сесть на лошадь было для императора пыткой, он не мог сосредоточиться по причине недуга. Императрица больше не желала направлять его действия, но никто из его заместителей не мог сделать это вместо нее. Единственным человеком, способным внести разумные предложения, был Фроссар, которого Наполеон III и Лебёф посетили в Сент-Авольде 29 июля. Фроссар всю минувшую неделю призывал к взятию Саарбрюккена – не в качестве прелюдии к наступлению, а ради улучшения положения французских сил, подтянув их на участок между Мозелем и баварским Пфальцем. Он не представлял себе, куда двигаться дальше: его целью было просто-напросто положить конец бездействию. «Пока планы врага не оформились достаточно четко, у нас есть возможность передислоцировать наши силы ближе к границе». Наполеон одобрил план, и, несомненно, поступил так за неимением лучшего.

Приказы Лебёфа от 30 июля предписывали лишь более интенсивную передислокацию сил: 2-й и 3-й корпуса последовательно направляются в долину Сент-Авольд— Форбак, с 4-м корпусом слева вокруг Буле и 5-м корпусом справа в Саргемина – теперь войска выстроились в ромбовидном боевом порядке вокруг железной дороги Мец – Саарбрюккен. Но маршей, начавшихся 31 июля, оказалось достаточно, чтобы продемонстрировать полнейшую неспособность командования французской армии задумать более амбициозную операцию. Командующие корпусами забросали Лебёфа жалобами на нехватку необходимых вооружений, боеприпасов и отсутствие войскового подвоза. Офицеры повсюду проклинали бездеятельность, связавшую им руки. Но не интенданты были виноваты в возникавших в ходе маршей проблемах, когда 31 июля армия выступила, – и это были лишь первые в бесконечной цепочке нараставших проблем и которые в конечном итоге, будучи итогом бессмысленных, а порой и преступных решений, и привели армию Франции в прусский плен – в Седане через месяц, в Меце – через три месяца. Не предпринималось никаких попыток скоординировать передислокацию дивизий, а то, что в пути следования части и подразделения не натыкались друг на друга, вызывая многочасовые задержки, можно было считать просто благоприятным стечением обстоятельств. Расстояния, которые предстояло покрыть, не были значительными – не больше 15–20 километров, но вместо того, чтобы расположиться биваком вдоль дорог, экономя время и наиболее эффективно используя преимущества местности, армия практиковала приобретенную в Африке привычку размещать на ночь следовавшие в голове колонн войска подивизионно в лагерях. И поскольку головные подразделения редко отправлялись раньше 9 часов утра, следовавшие за ними батальоны не имели возможности тронуться в путь ранее полудня и в результате прибывали в пункты назначения лишь к ночи. Но офицеры были настроены оптимистично: «Общераспространенное мнение, – писал один из них, – то, что мы форсируем Рейн и что великая битва произойдет где-то в районе Франкфурта». Но рядовой состав, в особенности резервисты, потевшие в своих нелепых киверах, сгорбившиеся под тяжестью пока что непривычного обмундирования и снаряжения, хмуро тащившиеся по раскисшим от летнего дождя дорогам, воспринимали все по-другому.

2 августа произошел небольшой бой у Саарбрюккена, где немецкие подразделения были атакованы 2-м корпусом Фроссара. Приказы были детализированы до дотошности, но в них ничего не содержалось ни о диспозиции противника, ни о цели наступления. Не упоминалось и о разведке, и об авангарде – корпус должен был в полном составе наступать, как на параде, от долины Форбака и высот Шпихерна на расположенные в 900 метрах выше Винтерберг и Реппертсберг, доминировавшие над Саарбрюккеном. Над пунктами приказа все еще продолжала довлеть атмосфера мирного времени: «офицерам и солдатам предлагалось прихватить с собой провиант, поскольку не было известно, когда именно они вернутся и расположатся лагерем вечером». Следует отдать должное Базену – он понимал всю малозначимость операции, но Наполеон III считал ее крупной. Донесения об увеличении численности германских войск за предыдущие дни встревожили его, и если французы вообще собирались овладеть Саарбрюккеном, император полагал, что это должно было произойти лишь в самый последний момент и операция по овладению этим городом должна была стать значительной. Именно поэтому он и прибыл в расположение 2-го корпуса утром 2 августа вместе с принцем и отважился даже на пытку верховой ездой с тем, чтобы лично видеть, как его войска идут в атаку.

Французы наступали с энтузиазмом, достойным лучшего применения. Три немецкие роты и две батареи легких полевых орудий, размещенных на высотах к югу от Саарбрюккена, открыли интенсивный огонь, а потом расчеты их бежали. К полудню французы овладели высотами, что обошлось им в 88 человек потерь – 11 из них убитыми. Немцы оставили город, отступив за реку. По мостам французы решили не идти – они могли быть минированы. Не попытались даже вывести из строя телеграф за рекой в деревне Санкт-Иоганн, и прусские телеграфисты четыре дня спокойно передавали в тыл сообщения о передислокации французов. Никто из принимавших участие в этой операции не заблуждался на счет ее значимости. Но даже в самых лучших и организованных армиях степень важности операции преувеличивается по мере удаленности от передовой, и вся Франция жаждала вестей о начале долгожданного наступления. И ставка в Меце, и парижские газеты ухватились за эту кроху новостей с жадностью изголодавшегося человека. «Наша армия, – объявила Journal Officiel от 3 августа, – перешла в наступление, пересекла границу и вторглась на территорию Пруссии. Несмотря на хорошо укрепленные позиции врага, нескольких наших батальонов оказалось достаточно, чтобы овладеть высотами, доминирующими над Саарбрюккеном». Вполне хватило запустить печать, и она принялась подробно освещать «факты»: дескать, 3 прусские дивизии разгромлены, а Саарбрюккен сожжен дотла. Ожидания парижан были вроде как удовлетворены.

Между тем сосредоточение германских войск осуществлялось согласно плану. Мольтке разделил свои силы на два крыла. Правое включало 2-ю армию численностью в шесть сильных корпусов под командованием Фридриха Карла (3, 4, 9, 10, 12-й и гвардейский корпус (всего 134 000 человек), продвигавшихся от Рейна между Майнцем и Бингеном через горы вокруг Кайзерслаутерна и Санкт-Венделя на Саарбрюккен, в то время как 1-я армия численностью в три корпуса направлялась в район Штейнмеца (1, 7, 8-й: 50 000 человек), выступая из расположенного ниже Мозеля у Трира и Витлиха с тем, чтобы выйти на линию вблизи 2-й армии на Сааре ниже Зарлуи. 3-я армия под командованием наследного принца (кронпринца Фридриха Вильгельма) – 5-й, 11-й, два баварских корпуса и по одной дивизии из Бадена и Вюртемберга соответственно, всего 125 000 человек, составляла левое крыло. Отделенное справа на 80 километров горами, оно сосредоточилось в баварском Пфальце вокруг Ландау и Шпайера, угрожая Эльзасу и Страсбургу, а правое крыло угрожало Лотарингии и Мецу. Военные обозреватели отметили довольно любопытный контраст между немецким рассеиванием сил на полторы с лишним сотни километров между Карлсруэ и Кобленцем и сосредоточение французов между Саарбрюккеном и Мецем, однако упомянутое рассеивание было тщательно продумано, как и то, которое Мольтке в свое время запланировал у Садовы. Это в значительной степени облегчало войсковой подвоз на марше и позволяло продвигающимся охватить противника с флангов, откуда бы он ни появился.