Читать книгу "Медицинская академия им. Макоши. Спецкурс - Елена Кутузова"

Наконец, князь натянул повод. Дружинники остановились, а вместе с ними и моя лошадка. Ехавший рядом воин прицепил к ее уздечке веревку. Я уже знала, что это чомбур и служит он для того, чтобы вести коня в поводу.

Вскоре стало ясно — зачем.

Зареслав вытащил из сумки и взвесил на руке большой клубок ниток. Пронзительно-алые, они словно пылали и рассылали волны жара.

Князь оглянулся на нас и резким взмахом отправил этот огненный шар в небо.

Я даже дышать перестала: клубок завис над головами и медленно крутился, разматываясь. Вскоре он напоминал Сатурн, только колец было куда больше.

Наконец, из переплетения тонким червяком показался кончик. Он удлинялся, стягивая «кольца» обратно, а потом щелкнул кровавой плетью и клубок упал на землю. Миг, другой, и вот мы уже мчимся за петляющим между деревьев шерстяным шариком, и красная нить путалась под копытами коней.

Я прокляла все на свете. Вцепившись в седло обеими руками, ногами я изо всех сил сжимала бока лошади. Все пригибались, когда проезжали под низкими ветками, я же просто легла животом на переднюю луку и при каждом шаге она больно впивалась в ребра. Но жизнь была дороже!

Я молча ругала князя за такой быстрый темп, лошадь за скачки, Кромку за само существование, академию, Лихо и при этом радовалась, что не приходится самой заботиться об управлении: свалилась бы при первых прыжках!

А еще хвалила себя за то, что вняла предостережению и как следует закрепила покров: так, что даже шальная ветка не могла его сбить с головы. Да и вуалью он послужил неплохой, пыль и старая трава в рот не летели.

— Куда торопитесь, люди добрые? — казалось, это зашелестели листья на деревьях.

Зареслав натянул повод: чуть не под копыта его коня кинулся нищий старик. Я чуть не свалилась, так резко остановилась моя лошадь. Даже спину потянула, так пыталась удержаться в седле.

Остальные животные тоже волновались: хрипели, перебирали ногами, роняли на грудь пену, вставали на дыбы. Сначала я решила, что они разгорячены скачкой, но по серьезным лицам воинов поняла: дело неладно.

А старик, скрючившись почти до земли, униженно молил князя подвезти его до ближайшего селения:

— Хоть на хромой лошадке, хоть за спиной холопа…

Зареслав тоскливо смотрел поверх его головы. Туда, куда, виляя среди деревьев, звала красная нить.

Я оглянулась. Полыхающая линия прочертила наш путь, но уже гасла, сливаясь с лесной подстилкой. Еще несколько минут, и она исчезнет, оставив отряд без проводника. А нищий уже не просил — требовал, потрясая клюкой.

И все это — при полном молчании как князя, так и дружины.

Нить тускнела уже впереди. Словно решившись, Зареслав сунул руку в поясной кошель, а потом с размаху швырнул в старика его содержимым. Тот взвыл, схватившись за глаза, а потом упал на колени, пытаясь найти в траве крохотные маковые семена. Потрескавшиеся губ зашевелились, начиная отсчет.

Князь махнул рукой и мы сорвались с места, догоняя исчезающий клубок.

7.4

Я даже спросить не успела, кто это был и почему так кинулся на семена.

А клубок продолжал петлять, словно нарочно выбирая самые непроходимые места. Воины ругались вполголоса, жалели лошадей, которые рисковали переломать ноги, кляли какую-то Недолю и Лихо, из-за которого теперь должны лазить непонятно где, а не сидеть на честном княжеском пиру.

Я также молча с ними соглашалась. Пир всяко лучше этого болота! Земля чавкала, обнимая кованные копыта, деревья тянули узловатые ветви, а их стволы словно перекрутила невиданная сила. Такое пару раз показывали по телевизору, какую-то аномальную зону.

Но хуже всего была скачка. Даже не предполагала, что для верховой езды нужно столько мышц! Ломило все: руки, ноги, спину, шею, а уж про пятую точку было больно даже думать! Я просто вцеплялась утром в седло, а вечером вываливалась из него мешком картошки. Ну„или избитого, несчастного мяса и испытывала жгучую зависть к остальным: даже не морщатся! И сидят ровно, красиво, как на картинке.

Вот ни за что больше даже к лошади не подойду! И передачи про них смотреть не буду — хватило личного общения.

Сжав зубы, я старалась не свалиться. И даже умудрялась краем глаза отслеживать клубочек. Он полыхал далеко впереди, а потом вдруг подпрыгнул и… рассыпался на тысячи мелких искорок, как будто в костре угли поворошили.

— Внимание! — натянул повод Зареслав.

И мы остановились. Всадники спешивались, придерживая мечи, я привычно выпала из седла на руки своего опекуна, которого уже ненавидела: он не давал умереть. Следил, чтобы не свалилась, чтобы поела, выпила воды… Вот и теперь подхватил и поставил на ноги:

— Осторожнее, боярышня.

— Всем осторожно! — прошипел князь и я вздрогнула, услышав в его голосе незнакомые нотки.

Остальные подобрались, напружинились, как-то неуловимо изменились и я впервые поняла, как же они опасны. Хорошо, что не для меня.

Но к какой же опасности они готовятся?

Здесь было полно поваленных деревьев. Трухлявых, крепких, сломанных ветром и просто рухнувших от старости.

Но то, возле которого исчез путеводный клубок, отличалось от всех них.

Для начала — размером. Иполин белел лишенными коры боками, и червоточины напоминали узловатые переплетения вен. Сломанные ветви высохли и напоминали острые сколы зубов. Они вцеплялись в землю, тянулись к небу и охраняли длинную трещину в боку.

— Там, — указал на нее князь и первым шагнул вперед.

Громкое шипение заставило замереть. Но стоило пошевелиться, как оно раздалось снова.

Насыпанные на корни выворотня ветки зашевелились, и наружу вылезла…

Нет, назвать ЭТО человеком было трудно. Но слепая старуха, закутанная в какие-то тряпки, местами сохранившие первоначальный цвет, была именно человеком. Она неловко шагала, то и дела наступая босыми ногами то на ветку, то на колючку.

Но шипела не она.

Тощую шею в три кольца обвивала черная, как вороново крыло, змея. Треугольная головка возвышалась над седыми космами, а раздвоенный язык пробовал воздух на вкус. Похожие на драгоценные камни глаза сверкали, а чешуя переливалась, когда кольца смыкались. заставляя старуху двигаться.

Я похолодела: князь и остальные уверяли, что покров сделает меня незаметной для нечисти, но змея смотрела прямо на меня. И когда взгляд скользнул дальше, на князя, колени ослабли, а вдоль позвоночника прошла горячая волна облегчения.

Внимание змеи, а значит, и старухи, досталось Зареславу, но мне не было стыдно; в конце-концов, это его идея, похитить удачу. Князь обещал мне безопасность, вот пусть и держит слово.

Только… почему так заходится сердце? Почему до обморока страшно смотреть, как он обнажает меч, как, пригнувшись, ждет нападения? Почему дрожат ноги и все вокруг затягивает дрожащая пелена? Почему я плачу?