Читать книгу "Хочу только тебя! - Хелен Бьянчин"

— Пожалуйста, выбросьте их куда-нибудь.

— Простите?

— Выбросьте их, — напряженным голосом повторила Мишель.

— Но они такие красивые, — возразил с удивлением консьерж.

— Только прислали их с некрасивой целью.

Краем глаза Мишель заметила какое-то движение за стеклянной входной дверью, она быстро повернулась и увидела Джереми. Тот с насмешливой миной отвесил поклон и исчез.

Так, он делает это специально, чтобы вывести ее из равновесия. Дескать, пусть не забывает, что он намерен продолжать опасную игру по своим собственным правилам.

— Жалко выбрасывать такие прекрасные цветы.

Мишель взглянула на консьержа, молча пожала плечами и пошла к лифтам.

У нее был ровно час, чтобы подкраситься и причесаться. Она переоделась в халат.

Вскоре появился Никос. Он сразу заметил ее несколько осунувшееся лицо и нарочито веселую улыбку, с которой она повернулась к нему.

— Тяжелый день?

Мишель наклонилась к зеркалу, и Никос почувствовал, как в нем поднимается желание.

— Так себе, — неопределенно буркнула она и, заметив искорки в его потемневших глазах — она уже знала, что они означают, — игриво покачала головой — Нам некогда.

Он улыбнулся, и от этой улыбки сердце у нее подскочило и ухнуло куда-то вниз.

— Мы можем приехать и попозже.

— Нет, — Мишель тряхнула головой, — лучше не надо.

Никос подошел и встал у нее за спиной. Мишель остановившимся взглядом смотрела на их отражение в зеркале: он — темноволосый и такой высокий, что ее светловолосая голова еле доходит ему до плеча.

Его руки, скользнув по талии, развязали поясок ее халата и прижались ладонями к грудям.

Жар прокатился волной по ее телу, она ничего больше не ощущала и не понимала, кроме желания, страстного и неудержимого. Мишель не могла оторвать глаз от зеркала, ей казалось, будто там не она, а какая-то другая женщина, и словно зачарованная, смотрела, как эта женщина вздрагивает, когда мужская рука скользит по ее коже…

Кружевные трусики полетели вниз, и, когда Мишель в тесном кольце его рук хотела развернуться к нему лицом, он удержал ее, наклонил голову и нежно приник губами к жилке, бьющейся у нее на шее.

Ее колени подгибались, и она всем телом прижалась к нему, не осознавая ничего, кроме того, что она его хочет.

— Это нечестно с твоей стороны. — Слова вырвались у Мишель вместе со стоном, когда он резко прижал ее к себе.

Она чувствовала, что он хочет ее с такой же силой, что и она его, и ожидание было просто мучительно.

Мишель бросила взгляд в зеркало и мысленно ахнула. Там была не она: на нее смотрела какая-то ненасытная самка в разгар разнузданной оргии — с глазами в пол-лица, с расширенными зрачками, с губами, открывшимися для беззвучного стона, с раскрасневшимися щеками и телом, выгнувшимся в молчаливом призыве.

— Никос, ну пожалуйста…

Вместо ответа он развернул ее к себе лицом, обнял руками за талию, посадил на широкую мраморную столешницу трюмо и, наклонив голову, стал целовать ее грудь.

От этих поцелуев ее пронзило такое острое, требующее выхода желание, что она, когда стало уже просто невмоготу терпеть больше, обхватила его за голову и, приподняв ее, впилась в его губы жадным, страстным поцелуем.

Сколько прошло времени, прежде чем они начали медленно отделяться друг от друга? Пять минут, десять? Она не имела понятия. Она знала только одно — вот сейчас, еще одно легкое движение, и это мгновение уйдет навсегда.

Никос, легко упершись лбом в ее лоб, нежно погладил ее по плечам.

— Надо было сообщить, что мы вообще не приедем, как ты думаешь?

Она не могла выговорить ни слова и с потерянным видом лишь кивнула головой.

Он обхватил ее лицо ладонями, нежно поцеловал, а затем поставил ее на пол.

— Пойду приму душ, побреюсь и оденусь.

Он ушел, а Мишель облокотилась о столешницу и закрыла глаза. Она чувствовала полное изнеможение, и в душе ее царил мрак.

Ни один мужчина не действовал на нее так. Никогда и ни перед кем она не чувствовала себя такой беззащитной и беспомощной, такой слабой, зависящей от чужой воли. Это пугало. Что будет, когда все кончится, а ведь неизбежно кончится? Сумеет ли она просто махнуть рукой, сказать: «Спасибо, было хорошо» — и уйти?

Жизнь без Никоса казалась пугающе пустой.

«Но ты же пока с ним, — шепнул внутренний голос. — По крайней мере, до тех пор, пока от Никоса не отстанет Саска со своими притязаниями и не исчезнет, добровольно или нет, Джереми».

«Пока… Что ж получается? И что ты предлагаешь? — спросила Мишель себя. — Просто любить и проживать каждый день так, словно он последний? Это невозможно. Разбитое сердце и полная беспросветность — вот чем это кончится».

Звук падающей воды, доносившийся из ванной, прорвался сквозь ее мысли и вывел из транса. Надо быстренько приводить себя в порядок. В каком она виде, ужас! Прическа, макияж — все надо начинать заново.

Она принялась за работу, поначалу неуверенно и нехотя, но вскоре, сама не заметив, увлеклась и уже твердой рукой слегка подчеркнула румянами скулы, нанесла тени, чтобы сделать ярче глаза, аккуратно обвела контур губ.

Густым волосам совсем не трудно добавить пышности с помощью щетки и фена.

Покончив с этим, она влезла в узкое и длинное, до лодыжек, шелковое черное платье с мягкой драпировкой на лифе и узкими тесемками на плечах. Потом сунула ноги в черные туфли на шпильках, взяла подходящую к платью меховую накидку и маленькую вечернюю сумочку из бисера и вошла в гостиную.

Никос уже ждал ее там. В темном смокинге и белоснежной рубашке с плоеной манишкой, с черной бабочкой, он был ослепителен. Мишель почувствовала, как сердце у нее словно оборвалось, а потом забилось часто-часто. Крупной, четкой лепки лицо, выступающие скулы, темные глаза, точеный нос, прекрасно очерченные губы.

Да, этот человек производил впечатление, притом скорее не внешностью. В нем чувствовалась некая беспощадность, не сулящая ничего хорошего всякому, кто перейдет ему дорогу. И одновременно, словно бы в полном противоречии с суровой натурой, в этом человеке скрывалась бездна доброты.

Если он когда-либо отдаст свое сердце женщине, то это будет воистину бесценный дар. И женщина эта, если она умная, будет хранить и лелеять этот дар.

Ну вот, она снова задумалась о том, о чем думать опасно.

— Пойдем? — Удивительно, до чего же ровно звучит ее голос.

Лифт, нигде не останавливаясь, опустил их на первый этаж, двери открылись, и вошел консьерж, который поехал с ними дальше, в гараж.

— Мишель, я поставил цветы в вазу. Пусть они стоят в холле. Жалко их выбрасывать. Вы не против? — (Кабина остановилась, Никос и Мишель вышли.) — Приятного вам вечера.