Читать книгу "Зона теней - Питер Джеймс"

– У нее своя жизнь, если вы понимаете, чего я имею в виду.

Алекс чувствовала, что женщина продолжает пристально ее рассматривать.

– Все дети трудные, каждый по-своему.

– Я ничего не знаю о Фиб… имя-то его как, Фиббин?

– Фабиан.

– Не знаю его. Она о нем ничего не рассказывала.

– Он погиб в автомобильной аварии две с половиной недели назад. Я знаю, он был очень привязан к Кэрри, и подумала, что следовало бы ей сообщить.

– Вон оно как? – деловито сказала женщина, и Алекс подумала, что, может быть, она ее не расслышала.

– Понимаете, я думала, что Кэрри, может быть, придет на похороны. – Алекс закусила губу – скорей бы уйти отсюда, от этой вони, этой потасканной бабы, из этой грязной квартиры.

– Как увижу ее, тут же скажу, дорогая… точно, как только она явится. Виновата, ничего не могу вам предложить… никого, понимаете, у меня не бывает, кроме как из муниципалитета.

– Спасибо, ничего не надо.

– Чашечку чаю или чего другого.

– Нет, спасибо, правда.

– Она в Америке.

Женщина кивнула на каминную полку, и Алекс увидела почтовую открытку с изображением небоскребов.

– Она давно там?

Женщина пожала плечами:

– Да понятия не имею, как долго ее там носит; вот только открытки получаю, и ничего больше; хоть они постоянно приходят. А некоторые мамаши, я знаю, и их не имеют.

Алекс улыбнулась:

– Я думаю, Кэрри очень милая, симпатичная девочка.

Женщина снова повела плечами:

– Даже не знаю, как она теперь и выглядит: как-то получила от нее несколько снимков… Куда это я их засунула?

Раздался звонок в дверь, и кто-то стал стучать в филенку.

– Кто там? – выкрикнула она.

Звонок еще дважды звякнул, и в дверь заколотили.

– Иду, иду! – Встав, она закашлялась и потащилась в прихожую.

Алекс вгляделась в открытку. Маленькими белыми буквами у самого обреза было напечатано: «Башня Джона Хэнкока». Рядом стопкой лежало еще несколько открыток: «Массачусетский технологический институт, Бостон, Масс.», «Ньюпорт в Род-Айленде», «Вермонт, штат Нью-Хэмпшир». Она услышала звук открываемой двери, шарканье ног и смех, торопливо оглянулась и засунула себе в сумочку открытку с изображением МТИ.

– Да пошли вы отсюда! Мать вашу! – услышала она вопль миссис Нидэм; раздался грохот захлопнувшейся двери, и миссис Нидэм появилась в комнате с бутылкой пива в руках, ее лицо пылало от гнева. – Сопляки, шляются тут. Засранцы. – Она сорвала зубами крышечку с бутылки, сделала глоток и предложила бутылку Алекс.

Та отрицательно покачала головой:

– Нет, спасибо.

Женщина вытерла рот тыльной стороной ладони.

– Гоняю их все время. А муниципалитет говорит, что, мол, ничего не может поделать. – Она сделала еще один глоток. – Так чё вы там о вашем сыне говорили?

Алекс с ужасом посмотрела на нее, поняв, что все это время ее собеседница была в основательном подпитии.

– Он погиб, миссис Нидэм, – сказала она как можно спокойнее, хотя гнев и жалость сдавливали ей горло. – Погиб.

– Ага, ну да, все там будем, – кивнула миссис Нидэм.

12

Алекс ехала по Кингс-роуд, радуясь, что выбралась из квартиры миссис Нидэм, из этих мест, которые вызывали у нее клаустрофобию.

В ней бурлил гнев: на эту женщину – за то, что она ведет такую жизнь, за то, что ее совершенно не взволновала смерть Фабиана; на саму себя – за свою патетичность; в ней кипело негодование, что такие омерзительные места вообще существуют. Затем она вспомнила залитый солнцем простор: какой абсурд – единственное достоинство этой квартиры – вид на улицу.

В доме царили мир и покой; она подняла утренние газеты с коврика у двери и кинула их на стол. Мягко стучали часы на кухне, легко вздыхал бойлер. Все было нормально – и пахло нормально, и звучало нормально. Дом дышал, бормотал и потрескивал, как старый друг, которым он всегда и был. Тут она чувствовала себя спокойно и уютно. Дом.

Зазвонил телефон; это был Дэвид.

– Алекс, ты в порядке?

Его бестактный вопрос вывел ее из равновесия, и на мгновение она почувствовала раздражение, но затем вспомнила, как обошлась с ним недавно, и смутилась.

– Привет, Дэвид, – сказала она, стараясь говорить так, чтобы он понял: она рада его слышать. – У меня все отлично… послушай… мне очень неудобно из-за прошлого вечера… я сама не понимаю, что случилось…

– Должно быть, сказалось напряжение, дорогая. Нам всем крепко досталось, все это потрясло нас.

«Ради бога, обложи меня, прояви жесткость, не будь со мной так нежен, черт возьми, обзови меня сукой, гаркни на меня, напугай», – подумала она, но ничего не сказала.

– Да, ты прав, – ровным голосом сказала она. – Прошлым вечером я пыталась догнать тебя, кричала и махала тебе… все, должно быть, подумали, что я рехнулась.

Он засмеялся:

– Для чего?

– Хотела извиниться.

– Я позвонил тебе, когда приехал; никто не отвечал; я страшно беспокоился о тебе.

– Я поехала в офис.

– В офис?

– Я подумала, не лучше ли заняться какими-нибудь делами; кончилось тем, что я там и уснула.

– Думаю, сейчас лучше всего уйти в работу, чтобы забыться… ну, ты понимаешь, но не надорвись… а потом тебе стоит отдохнуть.

Она встретилась взглядом с собственным отражением на полированной поверхности тостера и отвела глаза, не в силах выдержать взгляд двойника. Омерзительное ощущение, подумала она: врешь и знаешь, что врешь, а тебе верят; как будто обманываешь сама себя.

– Сегодня я ездила повидаться с матерью Кэрри.

– Кэрри? Она знает?

– Нет. Ровным счетом ничего. Ее мать вообще почти не видит свою дочь. Сейчас та где-то в Штатах.

– Это была обаятельная малышка. – Голос его стал куда-то уплывать. – Как насчет обеда на этой неделе?

– Неплохая идея.

– А твое расписание позволяет?

– Я оставила его в офисе. Давай поговорим завтра.

Алекс повесила трубку и вздохнула, подумав о тех временах, когда они были вместе и были счастливы; или им только так казалось? Неужели все было единой большой ложью? Она сделала сандвич и пошла в гостиную; затопила камин, поставила кассету с «Дон Джиованни» и свернулась на диване.

День уже переходил в вечер, когда она резко очнулась от тяжелого забытья. Было жарко, Алекс чувствовала смятение. Во сне они с Фабианом куда-то ехали; он шутил, и они смеялись; во сне он был таким реальным, таким неправдоподобно реальным, что она лишь через несколько секунд вспомнила… никуда и никогда больше они не поедут вместе, никогда не будут смеяться в один голос. Она погрустнела – вокруг один обман: ее обманул сон, обманывала жизнь. С тяжелым сердцем она встала, подошла к окну и отдернула занавес: сгущались сумерки.