Читать книгу "Дырка для ордена - Василий Звягинцев"

— Спасибо, ваше превосходительство, я всегда буду об этом помнить.

…Уже на другой машине, которую Розенцвейг раздобыл необыкновенно быстро, правда не такой шикарной, как безвременно погибший «Опель», они подкатили к высоким кованым воротам, преграждавшим въезд в охраняемый поселок на окраине города.

— Как у вас говорят, война войной, а обед по расписанию, — сообщил майор, когда они по свободным от выдвигающихся к фронту войсковых колонн окраинным улочкам выбирались из центра города. — Тем более что все идет по плану. Я осведомился по своим каналам, генштабисты уверены, что противник не сумеет прорвать наши пограничные укрепления. Тяжелая авиация Израиля готова накрыть бомбовым ковром и Каир, и Дамаск, если они не одумаются. Мы не зря готовились к этой войне тридцать лет.

— Мне, наверное, тоже нужно немедленно возвращаться в часть. Если ударят и со стороны Сирии, наша бригада окажется на главном направлении…

— Пусть это вас не заботит. Прежде всего вы еще не выписаны из госпиталя, а кроме того, через час-другой станет известно о нашей с вами трагической гибели во время огневого налета эсминцев по приморскому шоссе. То, что осталось от моего «Опеля», выглядит очень убедительно. Так что процедура похорон будет чисто формальной. А свою загробную жизнь мы с вами начнем уже по другому ведомству.

Лишних вопросов Тарханов задавать не стал, тем более что снова воевать по полной программе ему совсем не хотелось. Он знал, что обычно случается с войсками прикрытия в первые часы войны.

Служба охраны поселка была наверняка поставлена на должном уровне и до войны, а сейчас еще и ужесточилась.

Тарханов не мог не восхититься великолепной мобилизационной готовностью израильского народа.

В России, как известно, все обстояло совершенно противоположным образом. Начало войн и революций всегда сопровождалось невероятным бардаком на всех уровнях власти и общества и лишь с течением времени приходило в относительный, а потом и в железный порядок.

Несмотря на то что часовые не могли не знать майора в лицо, они все же попросили Розенцвейга предъявить пропуск, а его пассажира — документы. Один держал их под прицелом автомата, а другой заученным движением провел по удостоверениям ручным сканером.

— На всякий случай, — пояснил майор. — Во-первых, вкладыш в пропуск меняется каждый день, и, если я этого по какой-то причине не сделал, это уже повод обратить на меня и моих гостей специальное внимание.

Вдруг меня захватили террористы и шантажом или угрозами заставили провезти их в поселок? Ничего не выйдет. Документы проверяются по такому числу признаков, что даже я все их не знаю. И если что, то вот… — он показал рукой в сторону караульных будок по обеим сторонам ворот. Из амбразур выглядывали решетчатые кожухи станковых пулеметов. — Охрана стреляет без предупреждения, причем в этом случае моя жизнь уже не имеет значения. У нас штучки типа: «Бросьте оружие, иначе мы убьем заложника» — не проходят. Поэтому и терроризм такого рода на территории Израиля практически неизвестен. Мы им это вбили, как Павлов своим собакам, на уровень безусловных рефлексов. Однако бдительности по-прежнему не снижаем, в отличие от вас, коллеги, не в обиду будь сказано.

Контроль они прошли благополучно, и ворота перед ними гостеприимно раскрылись.

В поселке жили люди не бедные и по преимуществу — с фантазией, а также и обуреваемые ностальгией. Сергей насчитал только на одной улице восемь вилл, оформленных в типично среднерусском духе. Бревенчатые в два этажа избы, помещичьи особняки с мезонинами стиля позапрошлого века, березки перед фасадами, липовые аллеи.

Были, впрочем, и другие, напоминавшие о происхождении владельцев из Мекленбурга, Саксонии, Мазовецкого края. Пока машина взбиралась вверх по серпантинной, мощенной брусчаткой дороге, Тарханов сообщил о своих наблюдениях вслух.

— Увы, что делать, здесь живут только ашкенази[17], других образцов для подражания у нас нет. Большинство плохо представляет, как жили зажиточные евреи в эпоху, предшествовавшую рассеянию. А если кто и знает, то все равно не хочет обитать в глинобитных домах без окон. В поселках сефардов вы бы увидели отчетливые мавританские мотивы.

Сам Розенцвейг квартировал в кирпичном особняке с мансардой, усредненно-европейского стиля, окруженном типичной средиземноморской растительностью, что свидетельствовало либо о принципиальном космополитизме, либо о нехватке средств на архитектурно-ландшафтные изыски.

Жил майор в этом доме один, по крайней мере никаких следов женского и детского присутствия Тарханов не обнаружил ни на участке, ни в комнатах. И стол был накрыт официантами из ближайшего ресторана, причем исключительно в местном вкусе.

— Привыкайте, дорогой друг, — с легкой иронией сказал Розенцвейг, — вы теперь почетный еврей и должны уметь поддерживать реноме. Если не за столом, то хотя бы в разговорах типа: «Ах, как я люблю настоящий „цимес“, рыба-фиш могла бы быть и понежнее, по субботам я ем только молочный борщ», и так далее.

— Надеюсь, хотя бы водку вы нам подадите нормальную, от вашей кошерной меня всегда по утрам мутит. — Из двери напротив появился Чекменев, как всегда — словно черт из табакерки. Сбросил на спинку стула пиджак и упер руки в бока, присматриваясь к расставленным вдоль стола закускам.

Эту мизансцену Тарханов воспринял спокойно, привыкнув уже, что у русского и еврейского контрразведчиков своя игра и свои отработанные шуточки.

— Как вам будет угодно, друг мой.

Нельзя сказать, что еврейская кухня так уж Сергея восхитила, он предпочитал кавказскую, но есть было можно, не слишком себя напрягая.

— Признаться, я не очень люблю нарушать законы, даже если это диктуется служебной необходимостью. Поэтому решение премьер-министра снимает камень с моей души, — сообщил Розенцвейг. — По действующим законам получающий израильское гражданство имеет право избрать себе новое имя, фамилию или все сразу, если считает, что прежние не соответствуют его теперешнему положению и мироощущению.

Верующие часто принимают имена библейских персонажей, атеисты — что на ум взбредет, но обычно тоже с соответствующим колоритом, на базе языка иврит.

Сейчас вообще, особенно у молодежи, появился обостренный интерес к «языку Книги». Ходят даже разговоры, чтобы вновь сделать его живым разговорным, чтобы уравнять шансы. А то, мол, европейские евреи со своим идиш имеют явное преимущество перед выходцами с востока и юга.

Впрочем, это я так, к слову, для расширения вашего кругозора. Так вот, вернемся к нашим баранам. Я тут позволил себе некоторое самоуправство, оформил вам документы на выезд из страны, не посоветовавшись с вами. Теперь вы — господин Узиель Гал. Звучит это вполне прилично, и запомнить легко. Паспорт совершенно подлинный, зарегистрирован как положено, срок действия десять лет. Можете пользоваться им без всяких опасений. Вот здесь отметка, что вы абсолютно не годны к военной службе, даже и в военное время, так что выпустят вас без проблем.