Читать книгу "Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки - Роберт Сапольски"

Праймингом на религию повышается уровень межгруппового противостояния. Так называемые полевые эксперименты выявили, что стоит христианину – даже в интернациональной Европе – пройти мимо церкви, как он начинает выказывать признаки негативного отношения к нехристианам. Еще в одном исследовании обратили внимание на эффект настроя на жестокого бога. Перед началом эксперимента респондентам дали прочитать абзац из Библии с описанием убийства женщины толпой из чужого племени. Затем половине испытуемых исследователи сообщили, что муж этой женщины внял совету своего племени, собрал войско и с целью отмщения устроил набег на соседей (сделав все, что положено по библейскому образцу, т. е. разрушил их города и убил всех людей и животных). А другой половине представили альтернативный вариант, когда, перед тем как мстить, спросили совета у Бога, и тот велел покарать нечестивцев{956}.

Затем участников посадили играть в состязательную игру, и проигравшего в каждом раунде наказывали громким звуком. Громкость выбирал игрок-противник. Те, кто прослушал перед игрой вариант про Бога, повелевающего наказывать, увеличивали громкость звука, дабы «покарать нечестивца».

Никто не удивился, что этот эффект оказался более значительным у мужчин, чем у женщин. Но вот чему удивились все, так это тому, что эффект был одинаково сильным и у респондентов-мормонов из Университета Бригама Янга, и у респондентов с либеральными религиозными взглядами – студентов одного из голландских университетов. А еще большее удивление вызвали атеисты (мы говорим об 1 % студентов из Университета Бригама Янга и 73 % голландских студентов): у них божественные репрессии тоже вызвали повышенную агрессивность – хотя и в меньшей степени. Другими словами, божественное поощрение насилия усиливает агрессию и у тех, чья религия не предполагает мстительной ипостаси бога, и у тех, кто вообще не религиозен.

Конечно, религии влияют на рост жестокости и насилия не одинаково. Норензаян сделал обзор по исследованиям мусульман, сочувствующих палестинским террористам-смертникам, выделив среди них носителей индивидуальной и коллективной религиозности{957}. Если человеку была свойственна личная религиозность (ее оценивали по частоте индивидуальных молитв), то нельзя было предсказать, будет ли он поддерживать терроризм; таким образом, связка «ислам = терроризм» в целом оказалась несостоятельной. А вот частое посещение мусульманином мечети оказалось хорошим предиктором поддержки терроризма. Затем автор провел аналогичные исследования индуистов в Индии, русских православных, израильских евреев, мусульман из Индонезии, британских протестантов и мексиканских католиков. Всем им задавали одинаковые вопросы: пойдут ли они на смерть за свою религию и являются ли люди других религий причиной всех бед? И утвердительные ответы давали именно те, кто часто посещал службы, а не просто молился в уединении. Собственно религиозность не разжигает межгрупповое насилие; только в окружении единоверцев сужаются рамки самоидентификации, крепнут приверженность группе и обязательства по отношению к ней, любовь и ненависть становятся общими. Эти процессы чрезвычайно важны.

Какой вывод мы можем сделать из всех этих разнообразных результатов исследований? Религиозность никуда не девается[508]. Может показаться, что карающие, морализаторские боги надежнее всего обеспечивают просоциальность. Атеистам привычно твердят, что отсутствие богов порождает аморальных нигилистов, а атеисты столь же привычно отвечают, что добродетель под страхом проклятия не особенно впечатляет. Впечатляет или нет, но пусть будет хоть такая. Трудности начинаются с того момента, когда коллективная религиозность разжигает межгрупповую вражду. Бессмысленно призывать религиозные общины к расширению концепции Своих. Это понятие у разных вероучений может оказаться самым неожиданным, начиная от признания Своими «исключительно тех, кто выглядит, поступает, говорит и молится, как мы» и заканчивая «всеми проявлениями жизни». Прямо руки опускаются, как представишь, что нужно убедить приверженцев первой категории подвинуться ближе ко второй.

Общение

Как мы обсуждали в главе 11, было много дискуссий о том, можно ли снизить межгрупповые трения, предоставляя членам разных групп возможность непосредственно общаться: когда люди узнают друг друга лучше, они начинают дружить. Но, несмотря на такое благостное предположение, межгрупповой контакт может запросто усилить враждебность{958}.

Из главы 9 мы узнали, он ухудшает положение дел, если отношение к группам неодинаковое, если в группах неравное число членов, если меньшая группа оказывается в кольце более крупной, если межгрупповые границы определены нечетко, если группы настойчиво выставляют напоказ символы своих групповых ценностей (например, североирландские протестанты маршируют по районам, населенным католиками, размахивая оранжистскими[509] флагами). Стоя бок о бок, люди обдирают бока до крови.

Понятно, что для снижения тревоги и страха требуется прямо противоположное: группы должны быть одного размера, вести себя с их членами нужно одинаково, и общение пусть происходит на нейтральной территории в отсутствие агитпропа, под бдительным надзором крупной организации. Взаимодействие групп проходит лучше всего, когда они работают над общей задачей, да еще если задача решается успешно. Тут мы опять обращаемся к содержанию главы 11: общая цель заставляет пересматривать дихотомию Свои/Чужие, выдвигая на первый план обновленный ансамбль Своих.