Читать книгу "Цена разрушения. Создание и гибель нацистской экономики - Адам Туз"

Таким образом, министерство Шпеера лишь летом 1944 г. было наконец вынуждено обратить внимание на общие экономические последствия своего неустанного стремления к росту производства. Вплоть до того момента оно лишь радовалось, видя, что и производители и трудящиеся получают щедрое финансовое вознаграждение за свой все больший вклад в военное производство. Лишь после того, как распад денежной системы начал лишать эти микроэкономические стимулы эффективности, Министерство вооружений наконец-то начало задумываться об общей картине. С целью исправить ситуацию плановый отдел первоначально требовал усилить контроль, ужесточить распределение сырья и вводить все более навязчивую слежку за поведением компаний и практиками найма[2059]. Однако, как признавалось в меморандуме, составленном в июле 1944 г., это бесконечное стремление к совершенствованию механизма планирования было обречено на провал, если оно не сочеталось с не менее решительными попытками восстановить функционирование денежной системы. Соответственно, подчиненные Керля призывали резко повысить налоги на потребительские расходы и ввести систему принудительных сбережений, в рамках которой подрядчикам, занимавшимся выпуском вооружений, и рабочим выплачивалась бы лишь доля их дохода – и не в деньгах, а в государственных облигациях, подлежащих погашению лишь после окончания войны.

Как мы уже видели, идея о том, чтобы отбирать у производителей прибыль, полученную в секторе вооружений, неоднократно выносилась на обсуждение еще с начала войны, но до лета 1944 г. она не получала поддержки со стороны руководителей военной экономики. В 1943 г. Министерство финансов предложило набор мер, которые бы ежегодно давали дополнительные 8 млрд рейхсмарок[2060]. Однако угрозы, связанные с любым резким ростом налогов, стали очевидны еще летом 1942 г., когда немецкую банковскую систему охватили слухи о том, что государство собирается ввести карательный налог на сбережения. Работа сберегательных банков – важнейшего звена в конвейере «тихого финансирования» – была серьезно нарушена из-за серии панических изъятий средств. Неудивительно, что Гитлер и партийные власти в начале 1943 г. наложили вето на предложенный проект повышения налогов, а Академия германского права, служившая главным форумом для научного обсуждения налоговых проблем Рейха, упразднила соответствующий комитет[2061]. 22 сентября 1944 г. Гитлер снова наложил вето на дальнейшие дискуссии о серьезном повышении налогов. В феврале

1945 г., когда денежная масса стала неуправляемой, Министерство финансов предприняло последнюю отчаянную попытку изъять из обращения не менее 25 млрд рейхсмарок[2062]. К моменту краха Третьего рейха запутавшегося и удалившегося от людей фюрера наконец-то убедили поставить подпись под указом о повышении налогов. Однако он сделал это при условии, что это повышение состоится только после окончания войны.

Из этой неготовности Третьего рейха возлагать все издержки войны на Volksgenossen можно вывести многое. Ее можно воспринимать как симптом глубоко укоренившегося в режиме «популизма». Но ирония судьбы, конечно же, заключалась в том, что из решения не повышать налоги не следовало, что население Германии не несло на своих плечах реального бремени войны. Даже при отсутствии неприкрытых экспроприаций со стороны государства все большая доля заработков и социальных выплат, сделанных за время войны, не могла быть потрачена, или же ее можно было потратить только на приобретение товаров на черном рынке по заоблачным ценам. В этом смысле было бы наивно выводить из неготовности вводить драконовские военные налоги то, что Третий рейх не хотел покрывать расходы на ведение войны исключительно за счет своих граждан[2063]. Что бы ни происходило с денежными доходами, нормирование и ограничение производства потребительских товаров в сочетании с последствиями британских и американских бомбардировок серьезно снижали реальный уровень жизни германского населения. Нежелание допустить, чтобы это реальное снижение сопровождалось эквивалентным налогообложением денежных доходов, в лучшем случае вело к двусмысленным результатам. Возможно, некоторые люди чувствовали себя разбогатевшими благодаря средствам, накопленным на сберегательных счетах или в военных облигациях. Но в реальности эти люди жили лишь обещаниями высокой покупательной способности в будущем, реальная величина которой зависела от способности властей Рейха поддерживать цену рейхсмарки. Между тем угроза инфляции, порождаемая этой накопленной покупательной способностью, требовала все более жестких мер, которые, возможно, влекли за собой еще более серьезные политические издержки. Плановый отдел Керля, летом 1944 г. выступая за повышение налогов, рассматривал этот шаг не как «дисциплинарную» меру, а как средство избежать катастрофической неэффективности, к которой привел бы инфляционный коллапс рейхсмарки. Высокие налоги, в той мере, в какой они способствовали обузданию инфляции, в реальности оказались бы наилучшей защитой для той минимальной экономической свободы, которая все еще оставалась у граждан Третьего рейха. Возможно, в краткосрочном плане они были бы политически затратными, но с точки зрения самого режима, не говоря уже о населении в целом, стабильная кредитно-денежная система была явно предпочтительнее как гиперинфляционной анархии, так и тотального государственного контроля.

IV

Так или иначе, политическому руководству Третьего рейха не пришлось испытать на себе всех последствий собственного налогового бездействия. К осени 1944 г., несмотря на неуверенное продвижение британских и американских армий и ужасные потери, которые по-прежнему несла Красная армия, окончательное поражение вермахта явно оставалось вопросом нескольких месяцев. В последние месяцы войны неясным оставалось лишь то, что раньше рухнет – вермахт или немецкая военная экономика. Территориальные потери, понесенные с начала 1944 г., стали смертельным приговором для военной экономики. Из-за утраты контроля над украинскими месторождениями руды в феврале 1944 г. сталеплавильная промышленность могла продержаться в лучшем случае еще полтора года[2064]. Поставки нефти из Румынии – необходимое условие для продолжения крупномасштабной мобильной войны – прекратились к апрелю 1944 г. Эти потери означали, что часы Германии сочтены. Но сами по себе они не могли повлечь немедленного краха. В типично оптимистическом докладе, подготовленном для Гитлера на первой неделе сентября 1944 г., Шпеер утверждал, что в Германии имеются достаточные запасы сырья для продолжения производства, даже если Германия будет вынуждена полностью оставить Балканы, Западную Европу, Северную Италию и половину Венгрии[2065]. Немецкую экономику парализовали не территориальные потери, а начало кампании воздушных бомбардировок, имевших совершенно беспрецедентную интенсивность[2066].