Читать книгу "Тайна двухколесного экипажа - Фергюс Хьюм"

— Дело в том, — супил брови мистер Ролстон, — что это дело глубже, чем кажется, и так далее… Думаю, сыщик напутал. Как по мне, это не Фиц убил Уайта. Я даже уверен, что это не он.

За этим заявлением неизменно следовало хором: «А кто же его убил?»

— Вот! — отвечал на это Феликс, наклоняя голову на бок, как задумчивый попугай. — Сыщики не могут этого выяснить, в том-то и сложность. Уж подумываю, не заняться ли поиском самому.

— Но разве вы что-то знаете о ремесле сыщика? — спрашивал кто-нибудь.

— Господи, конечно! — с легкомысленным взмахом руки. — Я читал Габорио, у сыщиков веселая жизнь!

Несмотря на эти разговоры, в глубине души Рол- стон верил в виновность Фицджерадьда. Но он был из тех людей, которые, имея трепетное сердце или упрямый характер (последнее встречается, пожалуй, чаще), считают своим долгом становиться на защиту попавших в беду. Несомненно, найдутся и такие, кто зовет Нерона приятным молодым человеком, жестокости которого были всего лишь следствием излишней веселости нрава, и видят в Генрихе VIII несчастного мужа, которому не посчастливилось иметь шесть жен. Такие люди получают удовольствие от выражения сочувствия великим негодяям пошиба Неда Келли. Для них это воплощение героизма, жертвы предвзятого и бесчестного отношения со стороны тех, кто понимает законы слишком узко. Если половина мира пинает лежащего человека, вторая половина неизменно утешает распростертого полупенсовиком.

Вот почему, хоть общественное мнение и было настроено категорически против Фицджеральда, находились и такие, кто открыто выражал ему сочувствие. Это успокаивало Мадж. Впрочем, если бы даже вся страна единогласно признала ее возлюбленного виновным, она бы все равно не поверила в это. Логика не является сильной чертой женщины. Ее любви к мужчине достаточно для того, чтобы возвести его в чин полубога. Она наотрез отказывается замечать глиняные ступни своего идола. Когда все отворачиваются от него, она остается верна ему, когда остальные хмурятся, она улыбается ему, а когда он умирает, она чтит его как святого и мученика. В наши дни молодые мужчины склонны принижать достоинства женщин, но горе тому мужчине, который в час испытаний лишен ласковых слов и поддержки женщины. И Мадж Фретлби, будучи настоящей женщиной, отстаивала свои убеждения открыто. Она отказывалась сдаваться перед доводами и внимать уговорам. Он невиновен, и невиновность его будет доказана, повторяла она, ибо что-то внутри нее подсказывало, что он будет спасен в последнюю минуту. Как — Мадж не знала, но в том, что это случится, она не сомневалась. Она бы поехала к Брайану в тюрьму, но отец категорически запретил ей это делать. Поэтому все новости о нем она получала от Калтона, и если ей нужно было передать ему какую-нибудь записку, ей опять же приходилось обращаться к адвокату.

Настойчивый отказ Брайана основывать защиту на алиби порядком раздражал Калтона, тем более что он не мог понять причины, заставлявшие его подзащитного ставить на кон собственную жизнь.

— Если это ради женщины, — говорил он Брайану, — мне все равно, кто она. Это безумное донкихотство. Самосохранение — главнейший закон природы, и если бы на моей шее затягивалась петля, то я бы ради спасения не пощадил ни мужчину, ни женщину, ни ребенка.

— Не сомневаюсь, — отвечал Брайан. — Но в моих обстоятельствах, думаю, вы бы рассуждали по- другому.

Однако в глубине души адвокат питал определенные подозрения относительно упрямого желания Брайана скрыть маршрут своих перемещений в ту роковую ночь. Он признался, что встречался с женщиной. Он был красивым молодым человеком и, вероятно, не отличался нравственными устоями от своих собратьев. Возможно, имела место интрига с замужней женщиной, и он мог той ночью быть с ней, а теперь своим отказом говорить пытался ее защитить.

«Пусть даже так, — рассуждал Калтон, — лучше потерять лицо, чем жизнь. Да и сама женщина не должна молчать. Да, признаю, ей будет трудно, но когда вопрос стоит о жизни и смерти человека, ничто не должно ее остановить».

Охваченный такими мыслями, Калтон отправился в Сент-Килда, чтобы поговорить с Мадж. Он собирался просить ее помочь добыть интересующие его сведения. К Мадж он относился с большим уважением, считая ее по-настоящему мудрой женщиной. Вполне вероятно, решил он, что большая любовь Брайана заставит его рассказать ей все, если она потребует. Мадж дожидалась его в нетерпении.

— Где вы пропадали? — спросила она, когда они сели. — После нашей последней встречи я секунды считала! Как он?

— Все так же, — ответил Калтон, снимая перчатки. — По-прежнему упрямо не желает спасать свою жизнь. Где ваш отец? — неожиданно спросил он.

— Уехал из города, — нетерпеливо ответила она. — На неделю… Но что значит «не желает спасать свою жизнь»?

Калтон подался вперед и взял ее за руку.

— Вы хотите спасти ему жизнь? — спросил он.

— Спасти ему жизнь… — повторила она и, вскрикнув, вскочила с кресла. — Господи, да я умру, чтобы спасти его!

«Вот беда, — подумал Калтон, глядя на ее раскрасневшееся лицо и протянутые руки. — Эти женщины постоянно впадают в крайности».

— Дело в том, — сказал он, — что Фицджеральд может предоставить алиби, но отказывается это сделать.

— Как? Почему?

Калтон пожал плечами.

— Это знает только он сам… Я думаю, какие-то рыцарские порывы. Он отказывается говорить мне, где был той ночью. Быть может, он не откажется рассказать это вам. Если мы с вами вместе наведаемся к нему, возможно, он придет в себя и признается.

— Но отец… — нерешительно промолвила она.

— Разве вы не говорили, что он уехал из города? — спросил Калтон.

— Да. Но он не велит туда ходить.

— В таком случае, — сказал Калтон, вставая и беря перчатки и шляпу, — я не буду упрашивать.

Она прикоснулась к его руке.

— Постойте! Это поможет ему?

Калтон колебался. Если причиной молчания Брайана был, как он подозревал, роман с замужней женщиной, он мог и не захотеть рассказывать об этом девушке, с которой помолвлен, но, с другой стороны, причина могла быть в другом, и оставалась надежда, что Мадж сможет ее узнать. С этими мыслями он развернулся и без тени сомнения в голосе ответил:

— Да, это может спасти ему жизнь.

— Тогда я пойду, — сказала она. — Он для меня значит больше, чем отец, и если я могу спасти его, то сделаю это.

И она выбежала из комнаты.

«Удивительно отважная девушка, — думал сыщик, выглядывая в окно. — Если Фицджеральд не дурак, он обязательно все ей расскажет… Разумеется, если найдет в себе силы… Эти женщины — удивительные существа. Как я понимаю Бальзака, который говорил: не стоит удивляться тому, что мужчина не может понять женщину, если это не удалось и Богу, который создал ее».

Мадж вернулась одетая для выхода, с плотной вуалью на лице.

— Велеть подавать карету? — спросила она, дрожащими пальцами натягивая перчатки.