Читать книгу "Мой брат – супергерой. Рассказ обо мне и Джованни, у которого на одну хромосому больше - Джакомо Маццариол"

Я вышел во двор. Кьяра, Аличе и Джо завтракали, освещенные мягким утренним солнцем. В воздухе ощущались такие веселые нотки, которые всегда появляются в конце июня и пронизывают все вокруг; пели птицы, над вазочками с вареньем кружились пчелы, и каждый вдох был словно глоток надежды.

– Я пошел, – сказал я.

– Ни пуха ни пера, – отозвалась Кьяра.

– Будем держать пальцы, – подхватила Аличе.

Я развернулся уходить, выбросив вверх руку в знак прощания и изобразив пальцами «викторию», но на середине дорожки снова обернулся к ним:

– Эй, Джо!

Джованни поднял глаза от своего рисового молока и посмотрел на меня, будто говоря: «Ну, чего тебе? Не видишь, что ли, что я занят?»

– Я ухожу, – сказал я.

– Двадцать минут? – спросил он, опустив чашку.

– Да. Ухожу на двадцать минут. Скажешь что-нибудь мне на прощание?

Джо показал на диплодока, динозавра с очень ровной и очень длинной шеей, видневшегося среди загромождавших стол чашек и баночек.

– Ходить с гордо поднятой головой?

Джо кивнул. И снова углубился в молоко.

Не совсем ясный совет – но я решил интерпретировать его так, как мне было удобно.

Нужно держаться победителем независимо от результата.

* * *

И вот мы с моим великом – оба на нервах, но я сильнее – под аккомпанемент Black Keys мчались в прекрасное летнее утро навстречу судьбе. Со средней школой покончено. Фантастика! Кажется, только вчера был первый день учебы! Время, оно такое. Хитрое. Вечно преподносит сюрпризы. Тащится, когда нужно бежать быстрее, и несется, когда его хотят замедлить.

Налегая на педали, я размышлял: окончание школы действительно знаменует конец чего-то или следует считать его началом? Зарождением нового дня? Может, теперь мне удастся разобраться в своих мыслях и страхах и понять, кто я и чего хочу? Дома мне всей семьей усиленно помогали решить, в какой лицей записаться, настоящий совет министров устроили. В итоге я выбрал естественно-научный.

В школьном дворе я встретил Базу, которая только вышла с экзамена.

– Ну что, как прошло?

– Ну… Надеюсь, хоть имя назвала правильно.

– Чье?

– Свое.

– Все настолько плохо?!

Она пожала плечами:

– Да фиг его знает.

– И кто нагадил больше всех?

– Историчка, разумеется. Представляешь, спросила, в каком году Наполеон объявил войну России! А я откуда знаю? Я даже и забыла, что такая война была… Мы же это еще в сентябре проходили!

– Да что она себе позволяет! – возмутился я. – Разве такие вопросы задают?

– Вот и я о том же.

Я задумчиво почесал щеку, попрощался и пошел дальше, но потом вернулся.

– Слушай… Так, на всякий случай, вдруг меня тоже спросят…

– Что?

– Когда Наполеон объявил войну России?

– В тысяча восемьсот двенадцатом. Она в итоге мне сама сказала. Да еще с таким ледяным презрением… Прикинь?

Я кивнул.

– Ладно, я пошла.

– Увидимся.

– Увидимся.

Я постоял, глядя, как она уходит. Голова опущена, руки бессильно свесились вдоль тела, ноги шаркают по гравию, рисуя две печальные дорожки. Потом обреченно перевел взгляд вверх, на окна своего класса. Нет смысла ждать. Пора.

Если б только со мной была Арианна! Но она все сдала накануне, так что мне предстояло мариноваться в компании полузнакомых ребят, отношения с которыми не заходили дальше «привет-привет». Каждый был занят собственными страхами. Кто-то, закрыв глаза, одними губами проговаривал даты и формулы (как будто молитву читал); кто-то, не в силах устоять на месте, мерил шагами коридор; кто-то нервно посмеивался и накачивал себя кофе.

И вот час «икс» настал.

– Здравствуйте, – сказал я от дверей.

Парты расставили подковой. Класс был какой-то маленький, гораздо меньше прежнего – они что, стены ночью сдвинули? Мощный поток солнечного света пробивался сквозь пыльные стекла, создавая каникулярное настроение, и это меня отвлекало. Окна выходили в школьный двор. Мне захотелось вырваться на волю, убежать; но деваться было некуда.

– О, а вот и Маццариол! – хором воскликнули преподаватели техники, искусства, итальянского, музыки, богословия и английского и расслабленно откинулись на спинки стульев. Некоторые даже заулыбались, и я приободрился.

– О, а вот и Маццариол, – с отвращением, словно увидав выползающего из щели таракана, протянули преподаватели математики, естественных наук и физкультуры и выпрямили спины, вооружаясь ручками, точно мачете, и поправляя очки на переносице. Некоторые принялись листать учебники, раздумывая, что бы такое у меня спросить. Главарем отряда палачей была она. Историчка. Синьора Тассо.

– Что ты подготовил? – спросила она, не поздоровавшись и не удостоив меня взглядом.

– Можно мне сначала сесть? – ответил я, невольно принимая высокомерный тон, в чем тут же раскаялся; я не хотел, просто если бы остался на ногах, то мог бы лишиться чувств.

Тассо жестом предложила мне располагаться.

Я с омерзительным грохотом придвинул стул.

– Итак? – процедила она, поджав губы, и забарабанила пальцами по столу.

– Я подготовил работу… – Тассо закашлялась и достала из сумочки леденец. – Об искусстве убеждения.

«Мои» преподаватели посмотрели на меня с интересом и обменялись одобрительными жестами. Остальные скривились.

– Продолжай, – буркнула Тассо. – Мы тебя слушаем.

Я начал рассказывать и в результате справился неплохо.

Завершился первый этап гонки, начался подъем в гору – вопросы по предметам. Мой итоговый балл был словно ромашка; я держал его в руке, отрывая по очереди лепестки и приговаривая: «любит – не любит». Один вопрос от хорошего преподавателя – один от плохого (хороший или плохой, зависело, конечно, исключительно от хорошего или плохого отношения ко мне).

Естественница спросила, связана ли тема моего исследования с работой нервной системы. Я запаниковал: искусство убеждения и нервная система? Какая тут может быть связь? Конечно, я сейчас нервничаю, рассказывая про искусство убеждения, но вряд ли это относится к делу… На всякий случай я ответил утвердительно: раз спрашивает, значит, связь точно есть. Но потом запутался, нагромождая одну фразу на другую, и она, жестом прервав мои рассуждения, склонилась над листочком и что-то там застрочила; доброжелательности она при этом излучала примерно столько же, сколько человек, выловивший у себя в тарелке муху. Техник – «мой» человек – поинтересовался, на каком носителе представлена работа. Ловушка? Нет, не может быть. Я ответил, что на бумаге, и он удовлетворенно кивнул. Потом физкультурник спросил, что такое плоскостной тренинг. Памятуя папин совет, я с серьезным видом принялся рассказывать об упражнениях при плоскостопии. Меня снова прервали.