Читать книгу "Улисс - Иван Охлобыстин"

Утром наконец она доехала до дома к детям. Вдоволь наобнимавшись с ними, практичная Елизавета поехала и отдала бриллиантовый гарнитур в ювелирный магазин на реализацию. А уже вечером они всей семьей летели в самолете на юга.

В аэропорту Елизавете показалось, что она увидела сердитого фотографа из вчерашней жизни. Тот в окружении двух хорошеньких девиц о чем-то спорил со стюардессой. Он даже мельком взглянул на Елизавету, но взгляда не задержал. Оба уха у Касатонова находились на месте.

Бородина на всякий случай поспешила скрыться в толпе и больше не смотреть в сторону здешнего Ивана Федоровича.

В самолете ее супруг восторженно пил предлагаемое стюардессами шампанское и рылся в глянцевом туристическом буклете.

– Ты представляешь?! – восклицал он. – Об этом курорте писал Гомер! Родина Одиссея. Итака! Помнишь, как его звали на самом деле?

– На самом деле его звали Улисс, – покорно отвечала Елизавета и смотрела, как за стеклом иллюминатора в черной холодной пустоте плыли крупные октябрьские звезды.

– Правильно! – радовался ее образованию муж. – Улисс! Мой друг, литературный критик Аркаша Шварцер, говорит, что коренных сюжетов в мировой литературе всего около четырех. И все они есть у Гомера. Улисс – один из них. На самом деле это история не о путешествии в другие миры, а о вечном возвращении к себе. И о том, что почти никто не возвращается.

– Не слушай его, – посоветовала Елизавета. – Если нужно, то вернуться откуда угодно и куда угодно можно. Было бы ради чего.

– Ты действительно в этом уверена? – забирая у стюардессы очередной бокал с шампанским, заинтересовался Николай.

– Я просто знаю, – вздохнула Лиза, вновь переводя взгляд на сверкающую пустоту в иллюминаторе.

И в этой пустоте было все. Абсолютно все. И она, все-таки открывшая дверь Павлу, когда за окном сверкнула зарница и прозвучал телефонный звонок, тоже была, конечно.

Записки на полях и лесах

(очерки душевной жизни)

Бронзовые трубы

Представляя в детстве свое будущее, я неизменно включал славу даже в самый аскетичный список.

Мое младенческое воображение рисовало ослепительные картины великосветских вечеров и пленяющую истому пляжных будней, лакричный привкус на губах от абсента, за мгновение до этого выпитого случайно встреченной на балу длинноногой креолкой, плотоядную ярость гоночного болида, с отчаянным стоном вспарывающего знойную дымку над пустынной автострадой, белый шелк, волнами ниспадающий с загорелых девичьих плеч на прохладные плиты запущенного зимнего сада, неоновое зарево над берегом вдали, наблюдаемое с капитанского мостика трехпалубной яхты, купленной в придачу к острову в Тихом океане, сладкие опиумные сны с собственным свежеотпечатанным романом на коленях, в глубоком кресле под книжными стеллажами в огромной библиотеке, сдержанный полупоклон под восторженный рев толпы на церемонии прижизненного открытия бронзового памятника на площади в исторической части города.

Много еще о чем думал голенастый третьеклассник, собирая с бабушками черную смородину на деревенском огороде много-много лет назад. Именно в те сказочные времена я записал в свой список славу вторым пунктом, первым неизменно шла семья, потому что у меня ее толком не было. Но уже тогда я понимал, что слава в ее каноническом варианте – не совсем то, что может предложить отчизна, хотя искренне надеялся, что к возрасту моей половой зрелости сама отчизна должна будет некоторым образом измениться. Так и произошло. Или почти так. Искренне убежден, что совершил преступную ошибку, не сформулировав детально на листе, вырванном из тетради по математике, подробный план изменений родины. Обычно все происходит так, как я наметил. Или мне это просто кажется. Может, череда совпадений?

Но я был тогда удивительно наивен и полагал, что большинство людей мечтает о том же, что и я. Как я ошибался, считая очевидным неприемлемость личного счастья вне контекста всеобщего душевного благополучия! Большинство об этом даже не догадывалось и при каждом удобном случае тянуло одеяло на себя, отчего часть моих грез до сих пор на очереди к реализации. Да! Нужно относиться серьезнее к своим желаниям, они, по милости Божьей, всегда сбываются. Сбываются у всех, и по достижении Высших Сфер образуют невообразимый хаос, будучи не скоординированы между собой. Оттого и не любуюсь я до сих пор огнями полуночного курорта с капитанского мостика.

Однако и полным провалом назвать это нельзя. Все-таки не душная пьянка в буфете Центрального дома актера в окружении сизоносых членов Союза кинематографистов, пребывающих в непрерывном обсуждении, почему Михалков один деньги украл. Мягче условия.

Репродуктивные задачи на некоторое время отвлекли меня от любимой игры в жизнь. Иначе было бы легкомысленно, да и не по списку. Размножаться лучше всего в возрасте, когда уже есть что передать в ДНК потомству, при этом не обрекая его на склонность к вегетососудистой дистонии или еще каким чисто возрастным неприятностям, что неизменно происходит при излишне зрелом возрасте производителей. Но детей уже шесть, можно переходить ко второму пункту списка – к славе.

Навскидку прикинув предложенные реальностью возможности, я, к своей печали, отверг литературный рынок; о кинематографе, с учетом отсутствия у него самостоятельного рынка, и говорить не приходилось. Оставалось только телевидение. Понимание этого мной побудило одного хорошего режиссера предложить мне роль доктора-негодяя в шестидесятисерийном сериале. Встреча с продюсерами окончательно подтвердила мой выбор, и я с упоением погрузился в рокочущую пучину телеиндустрии. Как бы ни сопротивлялись сторонники «высоких форм», голубой экран безжалостно оттеснил их в нишу театра Кабуки и полевых военно-исторических реконструкций. Что неплохо. Это должно сказаться на качестве высоких форм, чьи творцы в последние годы излишне увлеклись инсталляциями и частично потеряли доверие публики. Зритель в принципе готов принять рассуждения голого Гамлета по вопросам бытийности, но зритель хотел бы увидеть принца Датского и в привычном с детства белье. Экспозиция мертвых кукол Барби в убранных кристалликами от Сваровски гробиках весьма поучительна, но и по «Девятому валу» Айвазовского народ все еще скучает.

Телеиндустрия сразу предоставила мне свои мощности для приведения в действие ранее заготовленного плана стремительной популяризации в массовом сознании моего противоречивого образа. В данном случае противоречия – необходимый элемент освоения всех сегментов рынка. Тебя ругают, когда ты плохой, тебя хвалят, когда ты хороший, – это неважно, важно только эфирное присутствие. Массовому зрителю, по большому счету, все равно, что ты делаешь на экране, массовый зритель хочет запомнить тебя, чтобы твой образ стал еще одним элементом личностной самоидентификации. «Это корова, она дает молоко, живет в моей деревне, где живу я, а я Боря Борисов». Вот рабочая схема популярности. И телеиндустрия работает с ней.

Вторым важным условием достижения нужного результата является наличие заранее подготовленной мифологемы для общения с патологически ленивыми печатными изданиями. Среднестатистическая публикация – плод совместного труда Всемирной сети, второкурсницы журфака и выпускающего редактора. В свободное от посещения кафетерия время второкурсница при помощи одной из поисковых систем интернета выуживает информацию о том, что Петя Петров снимается в кинокартине, где он по сюжету попадает в аварию. Затем она методом «выделить» переносит готовый текст на пустую страницу в своем компьютере, венчает перенесенное заголовком «Петя Петров едва не погиб в страшной автокатастрофе» и тащит эту чушь не более ответственному выпускающему редактору. Тот тщательно подсчитывает количество печатных знаков, убирает лишние и посылает текст в печать. Таким образом, можно остаться в памяти потомков кем угодно, главное – успеть сгрузить в Сеть варианты на выбор, и лучше, если они вступают в прямое противоречие друг с другом.