Читать книгу "8, 9 — аут - Владимир Буров"

— Однажды батальон вынужден был отступить. Он вызвался прикрывать отход. С ним еще пулеметчик. Ну, и я для подстраховки.

— Что, тоже остался добровольно?

— Почти.

— Что значит, почти?

— Меня попросили остаться в качестве радиста. Я не стал отказываться. Я думал, так постреляем немного и тоже пойдем. Так, собственно, и было сказано. Расстрелять два диска и отходить. А Юрий набрал этих пулеметных дисков не два, а двадцать.

— Зачем? — спросил пулеметчик. — С собой потом не утащим столько.

Юрий промолчал. Он уже тогда задумал дать духам такой бой, чтобы дали орден. Но духов все не было и не было.

— Разведка ошиблась, — сказал пулеметчик. Его звали Женя. — Зря остались, можно уходить.

— Подождем еще немного, — сказал Юрий.

— Зачем? — спросил пулеметчик. — Время вышло.

— Давай покурим, сержант, — сказал Юрий. И добавил: — Потом пойдем. — И так он выкурил три сигареты подряд. Духов не было.

Юрий выругался, сказал, что зря остался, и приказал уходить. Мы собрались, а он и говорит:

— Вы идите, а я здесь останусь. Через полчасика догоню.

— А пулемет? — сказал сержант, — один понесете? Он тяжелый.

— Донесу.

— Что в этой ситуации делать? Мы пошли, а он остался. Не успели мы с сержантом пройти и двадцати метров, как сзади заработал пулемет.

— Тренируется, наверное, — сказал сержант.

— Скучно, вот и стреляет, — сказал я.

Потом, слышим, опять очередь, еще и еще.

— Странно, — сказал Женя, — я пойду посмотрю. Может, на самом деле духи пошли на высоту.

Я остался, сел на камень и закурил. Пулемет опять заработал. Потом замолчал. Я ждал, ждал — тишина. Подумал, что они несут пулемет. Пошел навстречу. Никого. Подошел к окопу, и увидел, что они оба лежат в крови. Сержант был убит. Старший лейтенант ранен.

— Придется нести кабана, — подумал я. На всякий случай спросил:

— Идти можешь? Юрий, идти можешь?

Хрена, лежит и молчит. Ни слова. Я выглянул наружу, и ахнул. Люди шли по склону несколькими цепями. Человек пятьсот. Не уйти. Было ясно, что работал снайпер. Так сразу завалить двоих мог только снайпер. Я отполз в сторону, и поискал в бинокль снайпера. И скоро нашел. Он был с винтовкой. На винтовке был оптический прицел. Я опять пробрался к пулемету. Нашел в перекрестье прицела снайпера и нажал на курок. От него остались только ножки. Разорвал его пополам. Как тузик грелку.

Я вел огонь минут тридцать. Потом и меня ранили. Пули чиркнула по ключице. Я решил, что это опять снайпер. Опять отполз в сторону, и с помощью бинокля засек и этого снайпера.

Я прицелился, но снайпер успел выстрелить раньше. Он попал опять в то же место. От боли я на некоторое время потерял сознание. Очнулся, а духи уже рядом. Метров тридцать осталось до моего пулемета. Руку ломит, стрелять не могу. Думаю, все — картина Репина — приплыли. И тут, как в кино, духи начали падать, как подкошенные. Оказывается, на помощь нам прорвался танковый взвод. Потом прилетели самолеты.

Оказалось, на нас вышло больше тысячи бойцов противника. И я положил из них двести.

Пока танки и самолеты месили духов на склоне, я попытался перевязать Юрия, потом себя. Попытался в том смысле, что перевязывал я одной рукой. И, кажется, не там, где была рана. Юрий только стонал. Вдруг слышу:

— Алексей, давай поменяемся местами.

— Юрий, я не понял тебя.

— Давай скажем, что это я положил две сотни духов и снайпера.

— Как? Ты же был ранен, когда шел бой. И не мог даже двигаться!

— Скажем, что меня ранило в конце,

— А меня?

— А тебя в начале.

— Лихо.

— Понимаешь, мне очень нужен этот орден. Хочу поступить в Академию, и стать генералом. Мой отец им так и не стал. Командует дивизией, а так и остался полковником. Он уже никогда не будет генералом. Я буду. Если ты сейчас мне поможешь. Я тебе обещаю наградной Макаров с золотой табличкой. И от меня лично получишь Харлей Дэвидсон. Пусть поношенный, но хороший. Может, медаль еще дадут. Но мне нужен орден.

Он не врал. Он ведь для этого и остался прикрывать отход наших войск.

Я согласился. Хотя сказал Юрию:

— Я не умею ездить на мотоцикле.

— Ерунда, — ответил он, — научишься.

И вот теперь у меня есть Харлей Дэвидсон. А ему орден не дали. Дали звание Героя. Это даже больше. И из Академии он вышел не подполковником, как все, а полковником. Поэтому и пригласил остальных подполковников сюда на охоту. Пригласил праздновать свою победу.

— Из твоего рассказа следует только одно, — сказала Даша. — Совершенно не понятно, зачем он начал убивать женщин боксеров.

— Может, это все-таки не он, — с надеждой сказал Алексей. — В Новый Год он убил не женщин, а своих майоров.

— А Бобика? Бобик был одет в женское платье.

— Ну?

— Нашел.

— Серьезно? — Начальник быстро вынул из сейфа бутылку семизвездочного коньяка. — Будешь?

— Спасибо.

— Спасибо, да, или спасибо, нет?

— За успех можно и выпить.

— Молодец, что ты уверен в себе.

— Давай, давай. Не разочаруй меня. А то, эта жена мэра-слово на букву Х, но с оттенком мягкости — грозится объявить голодовку.

Алексей выпил рюмку. Теперь они были по двадцать пять граммов. Сергей Иванович узнал, что одна порция по-американски означает именно двадцать пять граммов. Он был поражен. Запомнил это обстоятельство и решил провести исследование: можно ли пить такими дозами? Или все-таки врут?

— Может быть, они считают по другой метрической системе? — спросил он Алексея.

— Не думаю. Метрическая система одна.

— Итак, рассказывай, что ты нарыл.

— Она не убивала.

— Ну, а кто? Кто тогда убил Морячку? Выпить хочешь?

— Кажется, мы уже пили.

— Что, такая сомнительная кандидатура, что боишься сказать?

— Нет. Впрочем, да. Это Юрий. Сын Комдива.

— Юрий, сын Комдива, — повторил подполковник. — Сын Леонида?! Ты смотри, что происходит! Все, как на подбор. Сын главного тренера сборной по футболу, сын Комдива и жена Мэра.

— Да, — подтвердил Алексей, — это наводит на определенные мысли.

— На какие?

— Пока не знаю.

— Расскажи, почему ты решил, что это не жена Мэра, а сын Комдива, Герой войны, выпускник Академии Генерального Штаба? — И не дожидаясь ответа Алексея, пропел: — Он был батальонный разведчик. А я писаришка штабной. Он был за Рассею ответчик. А я жил с евонной женой. Ах, милая, родная мама. Зачем ты так рано ушла? Итак? Надеюсь, это не голословные обвинения?