Читать книгу "Весы Лингамены - Роман Орлов"

— А вы, молодой человек, знаете, что такое дхарма?

Тут я невольно ожил, решив, что уж такой простой вопрос мне вполне по силам, в конце концов, мы же — ИКИППС! Я начал рассказывать о четырёх благородных истинах, о причинно-зависимом происхождении и карме. Я так разошёлся, что хотел было уже поведать Учителю о нашей деятельности в ИКИППСе, и какие большие успехи мы там делали до недавнего времени, и уж набрал было воздуху, чтоб начать, как увидел вдруг снисходительно-терпеливое выражение лица слушавшего меня и сам враз осёкся, протянув в конце лишь «м-м-м…»

Учитель выдержал вежливую паузу и, убедившись, что речевых потоков с моей стороны более не воспоследует, спокойно, но веско произнёс:

— Всё это так, но просветление — это, скорее всего, в следующей жизни. Дхарма же — свобода в этой.

После этих увесистых слов мы почувствовали, что уже слишком много времени занимаем Учителя своими делами, поблагодарили его за общение и вышли из домика. Я уже направился было к вимане, стоящей вдалеке, как Дарима потянула меня за рукав.

— Стой! — резко сказала она. — Вдыхай. Впитывай. Возьми его с собой.

Я только успел остановиться, как Дари неожиданно вскочила на пасшегося рядом коня и, поднимая пыль, понеслась описывать на нём большой круг по степи. Вернувшись, она лихо спрыгнула и чуть потрепала лошадь по мордашке. Я недоумённо взирал на новоявленную наездницу.

— Видишь ли, на самом деле, я с детства знакома с учителем, — невинно улыбнулась мне Дарима.

Мы стояли перед виманой и смотрели вдаль. Садилось красное солнце, и степной ветерок свежел. Душистый аромат ощупывал каждую клеточку моего лица и улетал прочь. Оказывается, вот она какая — родина.

— Ну, теперь мы готовы, — услышал я.

Механический город №227

Пора, наконец, рассказать вам о самой существенной проблеме нашего тысячелетия. Накануне я говорил вам о расползающихся и поглощающих материю Пустотах. Казалось бы — что может быть хуже, опаснее? В очень отдалённой перспективе, как говорилось ранее, так оно и есть. Но если будет разрастаться то, о чём я сейчас поведаю, у человечества, может статься, вообще не останется никакой перспективы; и тогда Пустоты могут оказаться опасными для всей планеты, но никак не для нашего человечества, потому что к тому времени его просто может не стать!

— Это что же вы там, голубчики, наворотили? — вполне резонно спросите вы.

К этой проблеме в своих записках я подходил с разных сторон. Деятельность ИКИППСа, Института Счастья, Совета Земли и многих других организаций, о которых я не рассказывал или не считаю нужным рассказывать, прямо или косвенно направлена на борьбу с этим современным мором. Удивительно в этом контексте полистать сейчас книги древних писателей-фантастов. По мнению большинства из них, самая страшная опасность для землян кроется во вторжении инопланетных захватчиков, причём не на надоевшую им всем Землю, а на её колонии где-то в мириадах световых лет от Солнца, где какая-нибудь очередная злобная цивилизация захватила полгалактики, и только земляне, мол, способны её остановить. Напыщенный лоск межгалактических пиф-пафов, противостояние внеземных рас, космические принцессы, захват новых планет, страшные вирусы и растения-убийцы… чего только ни создали в литературе люди с развитым воображением. Но на деле в этом самом будущем всё оказалось куда прозаичнее. Читая о нём, наши падкие до острых ощущений предки наверно бы померли со скуки. И всё же я попробую рассказать.

В прошлые века человеку для поддержания своего организма постоянно приходилось работать. И неважно, был ли это тяжкий труд рабочего или щёлканье по клавишам вычислителей. Это был труд вынужденный, приносивший взамен деньги и, таким образом, возможность пребывать в достатке и уюте. За всю долгую историю человечества основной мечтой подавляющего большинства землян было жить как можно комфортнее, а трудиться для этого как можно меньше. В наше же время, как вы знаете, необходимость в каком бы то ни было труде отпала, так как на сцену вышли машины желаний. Так, казалось бы, из ниоткуда во весь рост поднялась новая проблема: если не нужно работать, то чем тогда заниматься? Кто-то, подобно нам, испытывает потребность изучать различные дисциплины и становится учёным; другие находят призвание в присмотре за животным миром и природными ресурсами; третьи занимаются искусствами. Но большей части населения Земли просто нечего делать. Вынужденное безделье может оказаться гораздо хуже иного тяжёлого труда и привести к крайне серьёзным последствиям.

Можно, конечно, и дальше копать в глубину, выстраивать цепочки хитрых силлогизмов, задаваться вопросом что же такое человек и каково его предназначение… Но делать этого, по крайней мере, в этой главе, мы не станем. Нам сейчас важно то, что далеко не все смогли перестроиться, приспособиться к новому порядку вещей, который одним махом сделал из человека-труженика человека-нахлебника. Вот машинами желаний ныне пользуются все до единого, а перестроиться смогли не все, понимаете, о чём я? Думаю, вскоре всё разъяснится.

Вимана мягко села в назначенном месте, и мы поспешили скорее покинуть надоевшую за время перелёта кабину. Среди лугов петляла заметная тропинка, уходившая вдалеке к длинной гряде раскидистых дубов, за которой проглядывали сквозь листву низенькие строения Механического Города.

— Нам туда, — проронил я с интонацией, недвусмысленно указывающей на то, что говоривший сам не в восторге от сказанного.

— Угу.

Пройдя сквозь рощу, уже перед самыми домами мы обнаружили большой плакат «Осторожно! Пружинная Эпидемия». Ах, да, «пружины»… Мы не сговариваясь остановились. Я всё откладывал на потом знакомство читателя с этим термином, ни слова не сказал и в Зале Совета. Нет, мы не делаем вид, что проблема «пружин» не существует; но, согласитесь, перед молодой порослью (в большинстве иноземной) гораздо легче распевать о достижениях цивилизации, чем о некоторых её тёмных сторонах. «Пружинники» — это полностью разочаровавшиеся во всём люди, физически не способные двигаться без специального нейропсихотронного препарата, направляющего в мозг желания, и отвечающего за мышечную обработку поступающих оттуда нервных импульсов. Проще говоря, «пружинник» принимает таблетку, которая наполняет мозг желаниями. Апатичный ум возбуждается и начинает работать по обычной схеме: посылает нервные импульсы в мышцы, а введённый препарат помогает шевелить слабыми, частично атрофировавшимися конечностями, сгибая и разгибая их подобно пружине.

— Хорошо хоть забором их не обнесли, как хищных животных каких-нибудь, — заметила Дарима, глядя на плакат.

Я протянул руку девушке, и два взгляда, светившиеся угрюмой решимостью, встретились. Так, рука в руке мы ступили на территорию Механического Города. Стоял ясный летний полдень, но даже в это время тут было множество огней: из земли, фонарей и крыш домов, не переставая ни на минуту, били, скрещиваясь и рассыпаясь снопами искр разноцветные лучи; они то увеличивали интенсивность, то затихали. Жизнь тут, казалось, бурлила, но впечатление это было обманчивым. На первый взгляд здесь не происходило ничего сверхординарного. Прогуливались люди — хотя, если присмотреться, то как-то уж слишком неспешно. Ездили туда-сюда небольшие колёсные роботы — но что-то уж чересчур много. Мы прошли несколько улиц, и нигде картина сильно не разнилась с описанной. С виду всё это можно было принять за обычный современный город. Разве что не виднелось нигде ни одной виманы — привычного антуража современного мира. Да совсем не слышно было беззаботного смеха — женского, детского, взрослого — любого. Хотя и это ещё не показатель здорового общества: можно подумать, во всём остальном мире только и делают, что смеются на каждом шагу! В общем, люди как люди. Идут себе, гуляют. И вроде бы никакой этакой печати обречённости на лицах.