Читать книгу "Ничего не возьму с собой - Алла Полянская"

— Конечно, Никита Григорьевич, я тоже в супермаркете кое-что куплю.

Анне ничего не нужно покупать, но впервые за все время, что она знает Никиту, в его броне наметилась маленькая трещинка. Как и все люди, он ходит в супермаркет за продуктами и где-то живет. Конечно, начальник не станет приглашать ее домой, но зато она узнает, где он живет. Она, конечно, могла бы об этом спросить и у Лильки-кадровички, но не хотелось обнаруживать свой интерес. А тут случай представился сам собой.

Супермаркет «Восторг» светится в темноте красными и желтыми огнями. Аня Лепехина думает о том, как они с Никитой сейчас войдут туда и станут покупать продукты. Может даже, одну тележку на двоих возьмут и со стороны будут выглядеть парой. И ей очень хочется, чтобы так оно и было. Но она знает — не будет, никогда так не будет, потому что где-то там живет на свете мерзкая лгунья Габриэлла. А у нее, Ани, нет ни единого шанса, ведь она совсем обычная: и таких карих глаз пруд пруди, и фигура у нее обычная, и волосы не такие экзотичные, как у Габриэллы. И нос вот распух, потому что Игоря она знает всю свою жизнь, а кто-то убил его, и так страшно, а страшнее то, что убийца среди них, и сегодня она с ним здоровалась и, возможно, о чем-то говорила, и утром он еще не был убийцей, но теперь-то.

«Или был. — Аня торопится за Никитой, который вышагивает впереди, толкая проволочную тележку на дурацких колесиках. — Это не сгоряча он убил, а планировал. Значит, в душе уже был убийцей. Уже тогда, когда начал это планировать, он знал, что сделает, и, как он это сделает, тоже знал. Он был к этому готов не сегодня, а вчера и третьего дня тоже… А все ли так? Ну, способны на такое? Или это надо родиться с каким-то таким ущербным геном? Можно назвать его геном Каина, ведь именно Каин был первым официально пойманным и осужденным убийцей! У всех ли есть этот ген? Интересно, вот я смогла бы так, не то чтоб сгоряча или нечаянно, заранее спланировать и осуществить убийство? А потом как ни в чем не бывало ходить, разговаривать, смеяться, делать что-то обыденное?»

Аня даже содрогнулась от такой мысли, просто представив себе, как бы она стала планировать такое — вот просто взять и оборвать чью-то жизнь. Получается, сейчас этот человек еще человек, он о чем-то думает, что-то видит, радуется или огорчается, строит планы и вдруг в какой-то момент становится просто неодушевленным предметом. Потом человек вообще исчезает: от него не остается ничего, или остается просто кучка праха, от которой все стараются поскорее избавиться.

И она думает о том, что Игоря будут хоронить, а ей придется идти на похороны. Прощание с телом — необходимый ритуал, в котором должны участвовать те, кто еще жив. И это дико, если вдуматься. Потому что, по сути, человека уже нет, и она совсем не хочет видеть то, что когда-то было ее другом, нечто неодушевленное и даже отчасти страшное, уложенное в длинный ящик, нечто, совершенно не похожее на того парня, которого она знала всю свою жизнь.

И родители, как на грех, уехали отдыхать. Они всегда в это время года уезжали туда, где было тепло: мать любила лето и солнце и перед наступающей зимой хотела снова окунуться в солнце и теплое море.

И если родители не приедут, то от их семьи только она вынуждена будет провожать Игоря. Ей придется смотреть, как его мать старательно изображает скорбь, хотя ей, скорее всего, плевать, и как плачут его сестра, и отец… и она сама тоже будет плакать, но Игорю это уже не надо, ему ничего уже не надо, потому что его просто нет. Нигде нет, вообще. И никогда не будет уже. И ничего нельзя изменить или исправить. И она даже сказать никому не может, что это она виновата. И если бы она зашла к Игорю, когда он звал, то он бы до сих пор был бы жив. Но она не зашла, и случилось то, что случилось.

Слезы покатились из глаз сами, и сдержать их совершенно никак не получалось.

— Аня…

Никита, который все это время шел впереди, толкая перед собой тележку с покупками, останавливается. Конечно, он поступает сейчас как бесчувственная скотина, и тут двух мнений быть не может. У девчонки погиб давний друг — друг из детства. То есть они дружат всю сознательную жизнь, а если дружили еще и их родители, значит, и бессознательную, скорее всего, тоже. И вот сегодня этот человек погиб. Так нелепо, страшно и необъяснимо. А он тут ходит, покупает молоко и сыр, как будто нельзя было все это сделать потом, магазин-то круглосуточный!

Обругав себя скотиной, Никита нашаривает в кармане платок. Вот отчего-то женщины никогда не носят с собой платков. В лучшем случае в сумочке заваляется пакетик одноразовых платков, оставшихся от насморка, или влажные салфетки, которые на случай слез вообще не годятся. А у мужчин, как правило, всегда есть с собой платок. У Никиты тоже есть, мать ежедневно кладет ему в карман чистый отглаженный платок, и сейчас он пригодится менеджеру Лепехиной.

— Вот, возьмите платок. — Никита протягивает девушке платок. — Берите, берите, у меня их достаточно. Не надо плакать, что ж теперь… раз так вышло.

— Я знаю. — Анна всхлипывает, и не искусственно, как всхлипывала Габриэлла, и слезы у нее тоже были настоящие, а не пролитые перед зеркалом, установленным позади камеры. — Просто я вот сейчас вдруг поняла до конца… Мы же сюда после работы часто заезжали. Здесь выпечка очень хорошая, и его мама очень любит пончики с малиной, а мой папа булки с маком. И мы покупали, болтали, смеялись… Он был хорошим другом, понимаете? И у него, кроме меня, никого не было. У нас сложные отношения с семьями, в этом мы очень похожи. Он мне был почти братом, потому что мы даже в одной кроватке часто спали, когда или его, или моим родителям куда-то было нужно. Нас тогда укладывали в одну кроватку, то в мою, то в его… и в школе мы вместе были, и потом тоже… а теперь как же? А главное — за что, зачем так-то с ним потом? Ну, убили, а подвешивать зачем?

— Не знаю. Я…

— Сынок!

Никита вздрогнув, оглядывается. Откуда здесь в такой час могла взяться мать, он даже не представляет, но это, несомненно, она.

— Решила постирать, тебя ожидая, а порошка не оказалось. Ну, вот и вызвала такси, приехала. Час поздний, открыт только этот магазин.

— Что ж ты мне не сказала?

— Сразу позабыла, а потом решила пройтись по магазину. Да тебя-то и ждать долго, а стирать сегодня хотела. — Мать встревоженно смотрит на заплаканную девушку. — Деточка, что ж ты плачешь так? Никита, что стряслось?

— Мам…

Никита знает, что у матери есть способность — растормошить человека и вытащить из него всю правду, и так у нее тихо и необидно получается, что человек еще и благодарен ей остается — за восстановленное душевное равновесие.

— Давай-ка, Никитка, на кассу пойдем и домой. Я плов приготовила, салатик порезала. Посидим, чайку попьем, поговорим.

— Нет, спасибо… я домой. — Анна снова всхлипывает. — Я… поздно уже…

— Тебя дома ждут?

— Нет. — Анна покачала головой. — Родители уехали на отдых, но…

— Вот и ладно. Тогда едем.