Читать книгу "Магистр. Багатур - Валерий Большаков"

Каждая семья из куреня Ченегрепы выставила по кошуну, как бы родовому полку. У Чурнай-бега насчитывалось всего полсотни воинов, у Тарха Красавчика и Камоса Карноухого — по сотне, а мужеподобная Аймаут вела чуть ли не двести конников. Всего войско Олега Сухова усилилось на полтыщи сабель. Сила!

Сам Ченегрепа остался в Салмакаты, переложив на «Олгу-батыра» верховное командование.

Перед рассветом конники пришлые и тутошние покинули крепость. Ехали быстро, а когда кони уставали, пересаживались на запасных — у иных степняков в запасе скакало по пять, по десять коней.

Половцы принарядились, как на праздник, — все в кафтанах с галунами по подолу, вороту и вдоль рукавов, а половчанки ещё и в коротких юбках поверх кафтанов, да с головными уборами из остроконечных шапочек с отогнутыми вверх полями, косичек, лент, цепочек и колец.

Сухов ловил себя на том, что степняки ему нравились. То, что они антисанитарию разводят, отталкивало, зато половцы были единым народом и жили дружно. Случались, конечно, стычки — то водопой не поделят, то скотину уведут. Невесту украдут без уговору. Всякое бывало, но ханы не устраивали бойни и резни меж куренями и ордами, а воины половецкие были как на подбор — умелые, храбрые, дисциплинированные. Как начнёшь сравнивать с княжьим двором, тошно становится…

Путь «конармии» лежал на север, и Олег тихо радовался, что весеннее тепло не сменилось пока летнею жарой, иначе облако пыли, поднятое тысячами копыт, было бы видно издалека. А так чалый Сухова месил грязь, разбрызгивал лужи, тюпал по леглой траве.

Скакали весь день до вечера. У реки Случ Олег выслал вперёд разведчиков, молодых, азартных половцев. Естественно, без Кулмея тут не обошлось. А, вернувшись, внук Ченегрепы радостно доложил:

— Видали мы новоторжан! Реку перешли и дюже с похмелья маются!

Совсем юная половчаночка, скуластенькая и метко стрелявшая глазками, добавила:

— Вялые все, лагерем становятся между оврагом и рощей.

Олег задумчиво подёргал себя за ус, а Лысун каждому подъезжавшему бегу объяснял, кто такие новоторжане и какие гадости говорили они в адрес половецкого воинства.

— Напасть и перебить! — решительно заявила дебелая Аймаут. — По оврагу мы подберёмся незаметно.

— Нельзя! — отрезал Сухов. — Какие ни есть, а новоторжане — люди князя киевского. Они нам не враги, скорее уж соперники — тоже ведь идут на войну с галичанами. А нужно ли нам делиться добычей и славой?

— Придумал цего? — осведомился Олфоромей.

— Да есть маленько… Коль у новоторжан до сих пор головка бо-бо и во рту будто кошка насрала, стало быть, крепко их угостили в Мическе! Считайте, на день они в пути задержались. Вот и надо нам ещё денёк выиграть…

— Как? — прямо спросил томный и смуглый Тарх.

— Разгоним их лошадей!

Лица половцев расцветились улыбками понимания.

— По коням!

К лагерю новоторжцев подкрадывались в темноте, следуя ручью, журчавшему на дне оврага. А когда в красноватых отблесках костров завиднелся обрыв у того места, где Яким Влункович объявил ночёвку, Олег завёл своих подальше в темноту и начал подъём.

Вместе с ним отправились верный Олфоромей, Кулмей (куда ж без него!), Тарх, Итларь, Байча и ещё четверо половцев, имён которых Сухов не упомнил.

Отправляясь на рискованное предприятие, оседлали самых смышлёных лошадей, а для верности обвязали их копыта войлоком — и не услышать, и следов не останется.

Десяток шагом объехал стан, хоронясь за кустарником и редко раскиданными деревьями. Тарх с Итларем пропали в ночи — поискать ночных дозорных — и обнаружили их мирно спящими. Ни убивать, ни будить сторожей не стали — тайные «гости» разбрелись по роще, не тревожа их сон.

Между деревьями были протянуты волосяные верёвки, к которым привязывали коней. Животные фыркали, порывались ржать, но половцы знали толк в лошадях и быстро успокаивали гнедков да саврасок. Споро заработали острые ножи, обрезая верёвки и поводья. Олег забирался всё дальше в рощу, освобождая всё новых и новых скакунов, шлёпая их тихонько по крупам, чтоб живее разбредались.

— Ва-вай! — прошептал Кулмей неодобрительно. — Даже не расседлывали!

— Пора, Кулмей, — тихонько сказал Сухов, плохо различая лоснящиеся спины лошадей.

Половец хищно улыбнулся и пропал. И вот вспыхнули факелы, загорелись охапки сухой травы, и дикие вопли раскололи ночь. Гикая, свистя, подкалывая коней копьями, пуская стрелы так, чтобы не убить, а испугать, половцы погнали лошадей в степь.

Обезумевшие от ужаса животные, визжа и храпя, бросились напролом — через лесок, через луг. Вытянувшись стрункой, мчались кони, покидая вчерашних хозяев, разбегаясь в стороны, кто к реке, кто на север, к городку Полонному.

Новоторжане с трудом возвращались в явь, подхватывались, метались, начинали стрелять по собственным коням, спросонья принимая их за вражескую конницу. Дикое ржание и суматошные вопли разносились по лугу, по роще, а десяток Олега уже уходил тёмным оврагом, незрим и неуловим.

Само собой, кони новоторжан почти все вернутся к хозяевам. Да хозяева и сами немало побегают по степи, отыскивая пропажу. День на это уйдёт — весь, без остатка. А Тихомель отсюда — в дневном переходе…

Олег ухмыльнулся и прибавил чалому прыти.

Скакать до Тихомели не пришлось — войско галицко-черниговского князя показалось сразу после обеда. Едва Олег успел утрясти в себе кусок вяленого мяса на лепёшке и хорошую порцию кумыса, как вот они, полки Мирослава!

Местность вокруг ровностью да гладкостью не отличалась, она то полого, очень полого вскатывалась, устраивая подъём чуть ли не до самого горизонта, то опадала спуском, едва заметным глазу. Спрятаться на этой перекособоченной плоскости было попросту негде — ни холмов поблизости, ни густых чащ. Только кое-где торчали одинокие деревья — разведчики Леса, заброшенные ветром в Степь, внедрившиеся в жирный чернозём, но так и не дождавшиеся подхода основных сил.

Сборное войско Олега двигалось по степному обычаю — несколькими колоннами. Новики, малоспособные биться верхом, старались не отставать и надеялись быть полезными — хотя бы числом своим страху нагонят на разных там галичан!

Молодые половцы рыскали на флангах и уносились далеко вперёд, разведывая путь и высматривая противника.

Вот пятёрка Кулмея доскакала до гребня возвышенности — и круто развернула коней, понеслась, что было мочи, до своих.

— Иду-ут! — долетел крик.

В тот же момент на «перевал» въехали чужие всадники, покрутились и сгинули.

— Ты не ори, — сердито сказал Сухов, — а говори толком! Кто идёт? Куда? Далеко ли?

— Галичане идут! — тут же отрапортовал Кулмей, вставая на стременах. — На нас идут! Они в трёх перестрелах![76]