Читать книгу "Вполне счастливые женщины - Мария Метлицкая"

Почему не женился? Ну, ты меня знаешь! Боюсь я семейных уз. Вдумайся в слово – узы! Коренное – узлы? Или узда? Вот именно!

Он засмеялся:

– А все, что крепко держит, так то не по мне. Свобода превыше. Да и кому нужен такой инвалид? Боли бывают такие, что всю ночь мотаюсь кругами, мотаюсь и вою сквозь зубы, чтобы соседей не разбудить.

Отец покачал головой.

– И все же семья… Такая опора! Вот я себе не представляю…

Яворский улыбнулся и развел руками.

Чая Нюта не дождалась – ушла к себе, сославшись на усталость.

Это было неправдой. Просто ей захотелось побыть одной. Она легла в кровать и почувствовала какое-то томление в сердце, какую-то щемящую тоску. Спала она в ту ночь плохо и встала с головной болью. Мама заварила ей крепкий чай и положила четыре куска сахару. Голову немножко отпустило, но все равно захотелось уйти к себе, улечься в постель и закрыть глаза.

Она не понимала, отчего такая тоска на душе. Экзамены сданы, впереди дача и лето, три месяца каникул и, возможно, еще и море! Отец обещал путевку в Анапу.

Она лежала, вытянувшись в струну, и когда зашла мама, притворилась спящей.

Никого не хотелось видеть, ни с кем разговаривать. К обеду будить ее не стали.

А она все лежала и думала о вчерашнем госте. По рассказам отца она знала, что он, Яворский, человек отчаянный, храбрый, тонкого ума, огромной образованности и прекрасно владеет пером. С начальством в спор вступать не боялся – его побаивались, но уважали. Отец сетовал, что такому журналисту не место в провинции, что там его талант закоснеет, глаз замылится, размаху-то нет!

– Уговорю его перебраться в столицу! – объявил отец за ужином. – Уговорю и помогу. Ненавижу составлять протекции, но для Вадима сделаю, и с большим удовольствием!

– Только осталось – уговорить твоего Вадима, – рассмеялась мама. – Что ты знаешь про его тамошнюю жизнь? Может, там у него женщина и большая любовь?

Отец вздохнул.

– По этой части он великий специалист. Что правда, то правда…

Яворский пришел к ним и на следующий день – на этом настоял отец. Теперь мужчины сидели в отцовском кабинете и вели долгие беседы.

Встретились за ужином, и отец попросил Нюту устроить другу «московские каникулы». Яворский был ленинградцем и столицу знал плохо. На завтра был составлен план.

Разумеется, театры – новомодный «Современник», Художественный, Большой и Малый. Ну, если успеем, еще и Вахтанговский – попасть на «Турандот» с Борисовой считалось большой удачей. С билетами обещал помочь отец. Далее – Парк культуры, гордость москвичей, Сокольники, Пушкинский и, конечно, Третьяковка.

Отец, большой любитель планирования, расписал все на листе бумаги. Яворский посмеивался, качал головой и сетовал, что бедная Нюта должна потратить столько времени на «хромого старика».

От этих слов Нюта совсем смутилась, покраснела и стала, не поднимая глаз, убеждать гостя, что это – большая честь для нее и еще – удовольствие.

Встретились назавтра у парка Горького. Вечером был запланирован Малый, а днем – прогулка, поедание пирожков и мороженого, катание на лодочке в парковом пруду.

Погода была отменная – середина мая, тепло, но не жарко, солнце светило нежно, и слабый и теплый ветерок шевелил молодую, совсем свежую и клейкую листву.

Они прокатились на колесе обозрения, откуда были видны Кремль и центр Москвы, поели знаменитого московского эскимо и пирожков с повидлом, посидели на лавочке, подставляя лицо солнцу, и двинулись к метро. Времени было навалом, и она повезла его на Маяковку, площадь Революции и Новослободскую – самые красивые, по мнению москвичей, станции метро.

В Малом смотрели Островского – «Волки и овцы», состав был прекрасный – Быстрицкая, Гоголева, Рыжов, Телегин.

Вышли из театра – вечер был теплым и чудесным. Решили пройтись по Горького.

Яворский, несмотря на больную ногу и трость, шел быстро, но Нюта видела, что ему тяжело, и нарочно замедляла шаг. Потом отдыхали в скверике у Юрия Долгорукого, и вдруг Яворский стукнул себя по коленке и улыбнулся.

– Приглашаю прекрасную даму на ужин! – безапелляционно заявил он, кивнув на светящуюся вывеску ресторана «Арагви».

Нюта растерялась, смутилась и принялась отказываться. А он все настаивал и уговаривал, объясняя, что это – всего лишь ужин, и он страшно голоден, да и она, несомненно, тоже.

Подошли к телефонной будке, и он долго объяснялся с отцом. Нюта поняла, что отец недоволен, но Яворский разговор уже закончил со словами: «Доставлю на такси и до самой двери!»

За тяжелой стеклянной, с бронзовыми ручками дверью стоял строгий швейцар огромного роста с окладистой бородой, в галунах, похожий на генерала.

Он недовольно открыл дверь и оглядел непрошеных гостей. Нюта покраснела и отошла на шаг в сторону. Яворский что-то шепнул «генералу» на ухо, и тот, оглядев Нюту, важно кивнул и открыл тяжелую дверь.

Они поднялись по мраморной лестнице, устланной красной ковровой дорожкой, и юркий официант с поклоном усадил их за стол.

Нюта оглянулась – за столами сидели роскошно одетые женщины и важные мужчины. Таких юных дев, как она, не было и в помине. Она совсем расстроилась и окончательно смутилась. Ей казалось, что все смотрят на нее с усмешкой: плохо одетая девушка с пожилым мужчиной – что за пара? Дочь? Жена? Любовница? И как объяснить, что она – дочь фронтового друга, и только?

Заказ делал Яворский – она отказалась, сославшись на незнание грузинских блюд. Он улыбнулся и принял «огонь на себя».

Официант открыл бутылку красного грузинского вина – терпкого, сладковатого и очень вкусного. Потом принесли острый суп харчо и тарелку с соленьями – она впервые попробовала плотные и острые стебли черемши и красную гурийскую капусту.

На горячее был шашлык по-карски, и это тоже было так вкусно, что она не могла остановиться и снова смущалась – теперь своего аппетита.

Яворский ел мало, сдержанно, смотрел на Нюту с улыбкой и говорил, что хороший аппетит – признак молодости и душевного здоровья.

После ужина пили несладкий кофе, Нюте было горько, но Яворский учил ее пробовать его горечь на язык и ощущать, распознавать вкус и от этой горчинки получать удовольствие.

Он расспрашивал ее про учебу, интересовался ее увлечениями, а она снова терялась, и ей казалось, что увлечения ее бедны и скромны, а его вопросы лишь дань вежливости – ну какой ему интерес знать про увлечения какой-то соплюшки?

После второго бокала вина ей стало казаться, что вокруг все прекрасно, что дамы и их кавалеры вовсе не осуждают ее, а смотрят на нее доброжелательно, а то и вообще никому до нее нет дела. Еще ей показалось, что она держит приборы изящно, ест красиво, с расстановкой и умело держит бокал с вином. Она откинулась на спинку стула, совсем расслабилась и кокетливо заправляла за ухо все выбивающийся локон.