Читать книгу "Прикрой, атакую! В атаке - "Меч" - Антон Якименко"

Как же решил Иванов?

Решил провести атаку. Опытный воин, он представил себе пространство, в котором выполняла маневр группа Ме-109, и увидел их будто воочию. Поставив себя на место ведущего вражеской группы, он понял, что тот сейчас развернется влево и, чтобы его упредить, надо бросить звено на солнце. И он это сделал. «Немец не может представить, что мы атакуем вслепую, — подумал Василий, — он решит, что мы его видим. Чтобы удар был эффективным, он довернется немного влево. На это уйдет десять-пятнадцать секунд. За это время наше положение относительно солнца изменится, и мы увидим их».

Иванов рисковал. Вопреки здравому смыслу или в результате ошибки при оценке обстановки фашист мог развернуться не влево, а вправо и наше звено могло попасть под огонь. Но все получилось как надо, и Василий увидел группу Ме-109 справа по борту. Он слегка довернул свой самолет и нажал на гашетку.

Тот, по кому пришелся удар, дернулся вправо, и группа разбилась на две. Та, что была левее, сразу пошла на снижение к бомбардировщикам, и Василий невольно подумал о том, что сделал исключительно верно, решившись на эту слепую атаку, и что десять секунд неизвестности и смертельного риска оказались его военной удачей, а в руки пилотов вложили жезл победителей.

— Маковский! Догнать! — приказал Иванов, и пара Маковский и Демин устремилась вслед за четверкой. Но здесь, наверху, остались еще четыре Ме-109, и Василий подумал, что эти дадут ему бой. Однако медлить не стал и сам перешел в атаку.

— Прикрой, атакую, — приказал он ведомому.

— Понял! — ответил Демин и, перейдя на правую сторону, внезапно оказался между самолетом ведущего и группой фашистов.

Вполне вероятно, что этот быстрый и исключительно верный в данной обстановке маневр ведомого пары Яков заставил врага подзадуматься, по-иному оценить действия наших пилотов. Их первый сильный и внезапный удар ошеломил вражеских истребителей, расстроил ряды: пара куда-то ушла и больше не появилась. Второй удар был еще более дерзким и неожиданным: четыре русских пилота атаковали восемь немецких при явно невыгодной для них ситуации и снова добились успеха. А сейчас последует третий удар, и, видно, пара советских пилотов в успехе не сомневается…

Может быть, так рассуждали немецкие летчики, а может, именно в эту минуту увидели боевую раскраску наших машин, но факт остается фактом: они не приняли бой. С переворота тройка вышла в пике и сразу растаяла в дымке. А четвертый замешкался — тот, что попал под огонь несколько раньше. Мотор у него дымил и, наверное, были побиты рули. Снаряды настигли его в момент перехода в пике.

Бой длился еще десять-пятнадцать минут. Разогнав истребителей, пара Иванова и пара Маковского снова соединились и вместе с пилотами братских полков били бомбардировщиков. Подошли «мессершмитты», может быть, те же, а может, другие, снова была короткая схватка. Потом пришли «лавочкины». Они набросились на истребителей, разметали их, разогнали и снова все вместе били бомбардировщиков.

— Поработали здорово, — говорит Иванов, — было много горящих машин, много парашютистов. За линию фронта ушло не больше десятка «юнкерсов». Точно могу сказать только одно: в небе было тесно и жарко.

Иванов достает платок, вытирает лицо, шею. Неторопливо, сосредоточенно, будто задумавшись. Вдруг оживляется:

— Да! Видел, как Юра Маковский «Юнкерс» зажег…

— Расскажи, — говорю я Маковскому.

Крупный, медлительный Юра неторопливо расправил прямые широкие плечи, пригладил рыжеватые волосы, начал неспешным басом.

— «Атакуем бомбардировщиков», — передал Иванов и пошел на левую сторону их боевого порядка. Мы с Деминым остались на правой. Пикируем… — Маковский на секунду умолк, сдвинув белесые брови. Вспоминая детали атаки, хлопнул ресницами, неторопливо продолжил: — Пикируем… Я хотел стрелять по ведущему, но он был далеко, а угол я менять не хотел, скорость берег. Ударил ведомого и сразу выскочил вправо и вверх. Чуть было с ним не столкнулся. В последний момент увидел вроде бы вспышку…

Кажется, я понимаю, что там произошло. Маковский пошел в правую сторону… А где в это время был Демин? Если слева и рядом с ведущим, то он должен пройти точно над Юриным «крестником»…

— Повремени, Юра, секунду, — говорю я Маковскому, — давай разберемся в деталях. Демин, ты где находился в эту минуту, что делал? Ты видел, что случилось с бомбардировщиком?

— Не видел, товарищ командир. — Демин смутился, будто его уличили в чем-то не очень хорошем. Продолжает, оправдываясь: — Атака была неожиданной. Мы снижались с очень большим углом. Я находился слева и, так получилось, не успел увеличить дистанцию, выбрать для себя цель. После атаки я сразу пошел вслед за ведущим. Потянул самолет из угла. В этот момент по машине что-то ударило, подбросило вверх, накренило…

Демин вдруг замолчал. Догадка отразилась на его загорелом лице, в горящих, возбужденных глазах. Восторг, изумление, короткая вспышка страха от внезапно осознанной, но уже минувшей опасности…

— Товарищ командир! — Он хлопнул себя по лбу. — Он же взорвался!

Все зашумели, закричали. Кто-то снова начал смотреть капоты, кто-то нагнулся, полез под живот самолета.

— Уразумел, наконец? — говорю я Демину. — Вот она, зенитка твоя. Надо быть повнимательнее. Иначе победа может обернуться бедой, станет причиной не только потери машины, но и гибели летчика.

— В бою все бывает, — говорит Иванов, — и с другом, того и гляди, столкнешься, и с недругом.

— Верно, бывает, — соглашаюсь с Василием. — А почему? Потому что летчик забывает о правилах осмотрительности, а порой увлекается, особенно во время атаки. Думает лишь об одном: сбить, уничтожить.

А скорость сближения, инертность машины, просадку при выводе из пикирования не учитывает. Стреляет почти в упор на недоступно коротких дистанциях. И тем самым ставит себя под удар.

Все соглашаются: что верно — то верно. А я говорю о том, что летчик должен быть и хитрым, тактически грамотным, добиваться успеха в каждой атаке. Но это не значит, что после каждой атаки враг будет гореть или падать: не всегда удается попасть в жизненно важные места самолета. Добиться успеха — это дать почувствовать немцу, что он имеет дело с мастером боя, с асом, ну а если ты видишь, что враг сражен, то зачем подходить вплотную, зачем дожидаться, пока у него отвалятся крылья? Брось его, выходи из атаки и бей другого.

Многие допускают ошибку — бьют до конца, до тех пор пока противник упадет, взорвется, хотя он уже дымит и горит. Почему? Увлекаются. Порой настолько, что забывают о постоянной, снующей рядом опасности — вражеских истребителях, — и сами нередко становятся жертвой.

Недавно был случай в одном из полков нашего фронта. Истребитель атаковал вражеский бомбардировщик, зажег. Самолет падает, а он подошел метров на сто и идет, наблюдает — интересно ему, как тот горит. А может, хотел посмотреть, куда упадет, чтобы после посадки прийти к командиру, ткнуть пальцем в полетную карту и сказать: «Здесь! У дороги!» Так снижались почти до земли, но перед тем как упасть фашистский стрелок внезапно открыл огонь и… нет истребителя, хорошего летчика.