Читать книгу "Ливонская война 1558-1583 - Александр Шапран"

Позже многие наши деятели исторической науки вплоть до современных назовут эту историю с присягой показателем политической позиции определенной части тогдашней московской знати. Дескать, некоторые представители высшей аристократии и не только ее, но и среднего служилого сословия, оказались противниками централизованной власти и своим отказом присягать сыну законного государя, предпочтя ему другого царственного родственника, стремились вернуть русское государство к удельным временам.

Думается, это абсолютно не верно, как не верно в данном случае называть отказ от присяги одному и присягу другому изменой.

Ведь присяга сыну-младенцу приносилась только на случай смерти царя. В этом смысле отказ от присяги Дмитрию не следует рассматривать как стремление или даже пусть просто желание лишить царского сана самого Ивана IV. Его царское достоинство никем не ставилось под сомнение. И те, которые присягнули его сыну, и те, которые отказались это сделать, предпочтя присягнуть другому, одинаково были согласны с тем, что в случае, если Бог дарует царю Ивану жизнь, он останется для них тем же помазанником Божьим, каким и был, а его сын — наследником трона. Но вот в случае его смерти и провозглашения царем малолетнего Дмитрия перед московским государством вырисовывалась мрачная перспектива повторения недавно пережитого периода с малолетним государем, регентством матери, с борьбой за власть и за влияние боярских группировок с неизбежной при этом кровавой резней вокруг трона. Со времен всех этих, мягко говоря, неурядиц не прошло еще и десятка лет, а потому эти воспоминания были еще очень свежи, и нет ничего странного в том, что многие не хотели возврата ко всем этим потрясениям, и люди присягали двоюродному брату царя как гаранту стабильности. Заметим, приверженцы Владимира Андреевича не стремились к передаче ему царского венца от живого Ивана Васильевича. И приносили присягу ему только на случай смерти царя Ивана.

Но царь выздоровел, и о его полном доверии к бывшему кружку больше не могло быть и речи. Избранная рада еще несколько лет будет продолжать свою деятельность, но закравшаяся в сознание Ивана подозрительность предопределила на будущее ее скорый конец. Разлад царя со своим недавним окружением, как и раскол самой рады, стали неизбежными. Но еще раньше в области внешней политики произошли события, которые можно назвать воистину эпохальными. К московскому государству на его восточных рубежах силой оружия были присоединены Казанское и Астраханское ханства.

Отношения Москвы с восточными соседями уходят во времена ордынского ига над Русью. Для того чтобы понять смысл этих отношений, необходимо вникнуть в суть происходивших тогда в самой Орде процессов и событий. А заключались они в том, что уже непосредственно после Батыева разгрома Руси, создания нового государственного образования — Золотой Орды и установления им над русскими землями своего гнета само новое государство вступило на путь своего распада, и процесс этот уже в первые десятилетия после завоевания Руси Батыем стал необратим. Снедаемая внутренними противоречиями и раздорами империя Чингизидов не минула в своей истории общей для всех раннефеодальных государств судьбы. Царившие в Орде неурядицы неуклонно вели ее к развалу. Уже к середине XIV столетия от Золотой Орды отделились ставшие лишь полузависимыми от нее ханства или улусы, стремившиеся к полной независимости от Сарая. Процесс этот сопровождался острым соперничеством ханов как за престол в самом Сарае, так и за владение отдельными улусами. Типичным продуктом такого распада стало, к примеру, Казанское ханство, к концу XIV века практически вышедшее из-под власти сарайского правителя.

Другой особенностью было то, что в самих отделившихся от Ордынской империи улусах, главные из которых носили название царств, как, например царство Казанское, до середины XVI века, то есть до присоединения к Московской державе, не прекращался процесс дробления, отчего и централизованная власть там всегда была призрачной. К тому же вся эта государственная неустроенность, ввиду того, что на территориях таких улусов проживали многие народности, удачно дополнялась национальными противоречиями, а отжившие формы хозяйствования, где широко использовался труд рабов, не способствовала экономическому подъему. Одной из основных форм поддержания своего экономического и политического состояния правившие улусами ханы считали грабительские набеги на соседей, где основным объектом ордынских терзаний оставалась Русь.

Выше мы говорили, что Иван Грозный на первых шагах всех своих начинаний неизменно имел успех. Не стала исключением и его внешнеполитическая деятельность, и «прекраснейшее начало», если повторить слова историка, в первую очередь относится к покорению терзавших московские рубежи восточных соседей.

С первых лет самостоятельного правления Ивана отношения с мусульманским Востоком стали приоритетными во всей его внешней политике. Разбойничья политика ордынских ханов уже многие поколения отзывалась постоянной тревогой и напряжением на южных и восточных границах русской земли. Наиболее досаждал московским пределам Крым. Недружелюбием к Руси отличалась и ногайская орда, зависимая и номинально подчиненная астраханским ханам. Неспокойно было и на казанском порубежье, но если удаленность и природная защищенность Крыма еще два столетия делали его неуязвимым, то близость и удобства сообщения с Казанским и Астраханским ханствами уже предопределили их судьбу.

Первой на очереди стала Казань.

Непостоянство казанских вельмож, частые измены, непредсказуемость политики высшего руководства, круговерть на казанском престоле, чередующиеся возвышения и падения партий и группировок вызывали резкие перемены в отношениях с Москвой. Очередное ослабление политических позиций промосковских партий неизменно сопровождалось грабежами и избиениями русских торговых людей в Казани и нападениями на восточные окраины Московского государства. Антимосковская активность возросла особенно резко, когда на казанский престол уселся ставленник Крыма, злейший противник Москвы хан Сафа-Гирей. С его воцарением участились набеги казанцев на русские области. В Москве ясно понимали, что с Казанью необходимо покончить во что бы то ни стало.

В противоборстве с Казанью успехам Москвы способствовало то обстоятельство, что многие влиятельные казанские вельможи уже давно перешли на службу к московскому государю вместе со своими подданными и земельными владениями, и этот процесс перехода продолжался вплоть до окончательного падения ханства. К началу казанской эпопеи под властью московского государя находились уже все земли по правую (горную) сторону Волги и некоторые области левой (луговой) стороны. Но жители этих присягнувших на верность Москве земель не отличались постоянством. Перемены в ханской столице немедленно отзывались на настроении населения. За предшествующие казанской войне годы, как и за несколько лет уже после падения ханства, жители даже горной стороны, более тяготевшие к Москве, а тем более луговой, неоднократно изменяли присяге, всякий раз ополчаясь на московские власти.

В апреле 1545 года юный Иван Васильевич принял, пожалуй, свое первое важное решение. На лето он назначил поход на Казань. Поход совершался тремя ратями. Первая под начальством Ивана Шереметева и Давида Палецкого отправилась Волгой на судах, другая под командованием Василия Серебряного шла из вятских мест, наконец, третья, возглавляемая воеводой Львовым, двигалась из Пермского края. Первые две встретились под стенами Казани, пожгли окрестности и, повоевав многие веси, вернулись обратно. Третья была менее удачлива. Львов опоздал и появился у ханской столицы тогда, когда первые две русские рати оттуда уже ушли, а казанцы к тому времени успели собрать большое войско. Татары разбили оставшегося в одиночестве русского воеводу, причем сам Львов в бою был убит. Таким образом, общий успех от всего предприятия остался более чем сомнителен.