Читать книгу "Меч сквозь столетия. Искусство владения оружием - Альфред Хаттон"

Джеймс Криштон был не только талантливым бойцом, но и в целом очень способным и образованным молодым человеком, так что неудивительно, что герцог Мантуа питал к нему особую привязанность, и тем более — после славной победы над заезжим бойцом. Видя, что Винченцо ди Гонцага, сын герцога, имеет склонность к литературе и искусствам, правитель приставляет Криштона к сыну в качестве компаньона и наставника. На беду, сам Винченцо оказался человеком злобным, мстительным и имел много плохих привычек.

Как рассказывает нам сэр Томас Уркухарт, после победы над итальянцем на глазах у всего города красавицы Мантуа готовы были пасть к ногам героя. Среди толпы красоток он бы и жил счастливо, но, к сожалению, нашлась среди них одна, захватившая гораздо больше его внимания, чем все остальные. К большому сожалению, и принц тоже начинает питать пристрастие именно к этой особе, в связи с чем у него развивается ревность к шотландцу, перерастающая в смертельную ненависть. Как-то раз последний возвращался от предмета своей страсти, по бытовавшей в то время среди итальянской знати манере играя на мандолине. На него набрасываются с полдюжины вооруженных бандитов, чьи лица тщательно закрыты масками. Криштон вынимает рапиру и кинжал и так умело обороняется, что вскоре двое нападающих уже повержены наземь, трое — бегут, а у шестого он выбивает оружие, срывает с него маску и видит принца Винченцо, своего молодого господина. Да, он лишь разоружил противника, да и то — защищаясь, а ведь мог бы и убить. Потрясенный своим открытием, он становится на колено и с поклоном возвращает принцу его рапиру. Винченцо, пьяный от вина, разъяренный своим поражением, подлый и мстительный по природе, принимает рапиру и тут же протыкает ею рыцаря насквозь. Так в юном возрасте двадцати двух лет завершилась жизнь Восхитительного Криштона.

Глава 12

О рыцарском поведении мастеров рапиры

Пожалуй, хватит о жульничествах, о злобе и предательстве. Теперь приятно было бы узнать о том, что не все благородные господа того времени были столь жестоки. Да, действительно жестокие и безнаказанные убийства капитана Матаса и Восхитительного Криштона, совершенные теми, кого эти рыцари только что великодушно пощадили, вряд ли могли подтолкнуть благородных по природе своей людей к тому, чтобы вести себя с побежденным противником так, как подсказывает сердце. Но все же в истории сохранилось немало примеров рыцарской учтивости победителей по отношению к побежденным, которую последние принимали с благодарным почтением. Узнаем же о них.

Как два капитана, Петр Корсиканец и Джованни из Турина, сражались на рапирах и плащах, и как великодушно они себя вели по отношению друг к другу

При дворе принца Джианнино дей Медичи состояли двое храбрых капитанов, именовавшихся Петр Корсиканец и Джованни из Турина. Они храбро служили своему повелителю во всех войнах и несколько лет жили добрыми друзьями. Но как-то раз между ними зародилось недовольство; они перестали доверять друг другу, и отношения их переросли в открытую ссору. Споры между ними стали постоянным делом, а поскольку ни тот ни другой ни в чем не желал признать себя неправым — при том что виноваты были в какой-то степени оба, — примирить их стало задачей поистине невозможной, хотя до физических оскорблений дело еще не дошло. Когда такое положение дел стало известно Джианнино, их хозяину и повелителю, то, зная храбрый нрав обоих, он сразу понял, что не за горами тот день, когда они сцепятся насмерть и погибнут оба, ибо ни тот ни другой не сдастся. Не желая терять двух лучших своих вассалов, он прилагает все усилия, чтобы привести их к согласию, однако они столь упрямы, что не стали слушаться и самого князя.

Отчаявшись, принц решил положить конец ссоре раз и навсегда. Он призывает обоих к себе и в последний раз пытается помирить их — разумеется, безуспешно. Тогда принц приказывает принести ему две рапиры одинаковой длины и веса и протягивает каждому из воинов по одной, после чего снимает собственный плащ, своим же острым кинжалом распарывает его надвое и по половине плаща вручает каждому из спорщиков. И в завершение — приказывает запереть их в большом пустом зале и не открывать дверей, пока они не уладят все свои взаимные претензии окончательно.

Вот их оставили наедине и двери заперли на замки. Но полным уединением это назвать сложно — за действиями противников наблюдает достаточно внушительная аудитория, кто — в замочную скважину, кто — в щели в дверях, а кто и вскарабкался на стену, чтобы заглянуть в окно. Что ж, противоречия действительно надо улаживать, и бойцы берутся за дело. После короткого обмена ударами Джованни задевает клинком лоб противника. Рана сама по себе пустяковая, царапина, но драться мешает очень, поскольку кровь, струясь по лицу, заливает глаза, так что Петру приходится постоянно вытирать ее. Джованни говорит:

— Петр Корсиканец, так не пойдет, это уже не бой. Давай сделаем перерыв, перевяжи свою рану.

Тот принимает предложение, как может, перевязывает рану платком, и они снова принимаются сражаться, еще яростнее прежнего, да так, что рапира Джованни вылетает из руки. Корсиканец, желая отплатить великодушием за великодушие, опускает клинок и произносит:

— Джованни из Турина, подними рапиру. Я не буду убивать безоружного.

Затем наши бойцы сходятся и в третий раз и так отчаянно бьются, нанося друг другу множество тяжелых ран, что кто-то из наблюдателей отправляется к принцу и умоляет его остановить бой, пока они друг друга не убили. Принц тут же входит и видит, что оба участника лежат на полу и сражаться уже не могут по причине ужасных ран и большой потери крови. Правитель зовет на помощь и приказывает скорее унести их. Под чутким наблюдением князя их лечат со всем тщанием, и через какое-то время оба полностью выздоравливают. Однако, пока они лечились, у них было время подумать, и по излечении оба так высоко оценили проявленное противником во время боя благородство, что из врагов они снова превращаются в друзей и в таком качестве еще долго славно служат принцу, своему повелителю.

Тщеславный капитан из Пьедмона

Брантом повествует нам о случае еще большего великодушия, почти донкихотства по природе своей, проявленного неким капитаном из Пьедмона по отношению к одному своему земляку. Эти двое годами жили в близких, дружеских отношениях, но в конце концов отношения их из-за какой-то ерунды стали неприязненными, а по обычаям того времени даже мелкие ссоры следовало улаживать тем же способом, что и тяжелые оскорбления чести. Они сошлись с оружием в руках, и одному из них повезло самому без единой царапины так тяжело ранить соперника, что тот оказался практически беспомощным. Замечательные клинки XVI века делали очень низкой вероятность того, что ранен будет только один из сражающихся; так, Меркуцио у Шекспира спрашивает, получив смертельное ранение от Тибальта: «Заколол! А сам ушел — и цел?» [34]

Но, памятуя об их давней дружбе, победитель говорит:

— Смотри! Мы так долго были почти братьями, что в глубине души я не желаю убивать тебя, да и кто будет меня за это винить, учитывая причину нашей ссоры? Так вставай же, прошу тебя, и я помогу тебе добраться до хирурга.