Читать книгу "Повседневная жизнь российских жандармов - Борис Григорьев"

Тем более интересно, что после назначения в 1823 году симбирским вице-губернатором Грибовский не погнушался низкой «подкрышной» должностью библиотекаря. Он пробыл на ней до января 1826 года, а затем был вызван в Петербург и «употреблен по особым поручениям», с которыми, надо полагать, успешно справился, так как в марте 1826 года произведен в статские советники и по рекомендации А. X. Бенкендорфа в сентябре 1827 года был назначен харьковским губернатором. Впрочем, уже в октябре 1828 года Грибовский на этом посту проштрафился и был привлечен по высочайшему повелению к суду «по разным предметам». Дело рассматривалось в Сенате, который в январе 1831 года определил собрать о нем дополнительные сведения. Судя по тому, что в 1833 году он числился при герольдии, наказания по суду ему удалось все-таки избежать.

Хотя записку Грибовского император оставил без каких-либо последствий, она, несомненно, сыграла свою роль при принятии им через год, 1 августа 1822 года, рескрипта на имя министра внутренних дел князя В. П. Кочубея: «Все тайные общества, под каким бы наименованием они ни существовали, как-то: масонских лож или других, закрыть и учреждения их впредь не дозволять, а всех членов сих обществ обязать подписками, что они впредь ни под каким видом ни масонских, ни других тайных обществ ни внутри Империи, ни вне ее составлять не будут».

После возвращения императора из-за границы 24 мая 1821 года генерал И. В. Васильчиков вновь доложил ему записку «О тайных обществах в России», составленную все на тех же материалах М. К. Грибовского. В первый раз при докладе А. X. Бенкендорфа она осталась «без пометки». Во второй раз реакция Александра I была более определенной: «По рассказам Иллариона Васильевича, записанным… со слов его сына… Государь долго оставался задумчив и безмолвен. Потом он сказал, разумеется, по-французски: „Дорогой Васильчиков… Ты знаешь, что я разделял и поощрял все эти мечты, эти заблуждения… Не мне свирепствовать, ибо я сам заронил эти семена“».

Каких-либо документальных данных о том, какой все-таки информацией о тайных обществах располагал император в период 1822–1824 годов, не сохранилось. Вместе с тем уже после смерти Александра I в его бумагах была обнаружена следующая запись, сделанная для себя в 1824 году: «Есть слухи, что пагубный дух вольномыслия или либерализма разлит или, по крайней мере, разливается между войсками; что в обеих армиях, равно как и в отдельных корпусах, есть по разным местам тайные общества или клубы, которые имеют при том миссионеров для распространения своей партии… из генералов, полковников, полковых командиров, сверх сего большая сеть разных штаб- и обер-офицеров».

…А доносы продолжались. Наиболее урожайным на них был грозовой 1825 год. В апреле этого года чиновник при начальнике Южных военных поселений генерал-лейтенанте графе И. О. де Витте (1781–1840)[25] отставной коллежский советник, литератор и ботаник А. К. Бошняк (1786–1831), по заданию своего покровителя «проникнуть во мрак, скрывающий злодеев», вошел в доверие к чинам Южного общества — отставному полковнику В. Л. Давыдову (1793–1855) и подпоручику квартирмейстерской части 2-й Южной армии В. Н. Лихареву (1803–1840) — и в мае того же года два раза сообщал де Витту о том, что «целью заговора есть истребление или заключение всей императорской фамилии и установление республиканского правления, так и некоторые о планах общества подробности». В конце июля он вновь попытался войти в контакт с указанными лицами, но был заподозрен ими (Лихарев грозил ему, в случае измены, ядом и кинжалом), что «затруднило дальнейший успех его сношений с ними».

В марте 1826 года Бошняк был вытребован в Петербург и «по отобрании от него показаний в Комиссии об успехе и образе действий его в вышеозначенном поручении отправлен обратно в Херсонскую губернию…». С учетом его успешной работы в июле 1826 года он вместе с фельдъегерем Блинковым был командирован в Псков для тайного сбора сведений о находящемся там А. С. Пушкине, имея словесный приказ де Витта «возможно тайно и обстоятельно исследовать поведение известного стихотворца Пушкина, подозреваемого в поступках, клонящихся к возбуждению и вольности крестьян».

Не правда ли, странное задание: логичнее было бы подозревать поэта в связях с декабристами, а не в роли возмутителя крестьян, но из Херсонской губернии графу де Витту было виднее. С 19 по 24 июля 1826 года Бошняк находился в Псковской области и, судя по своему отчету графу Витту, отнесся к своему поручению с примерным усердием. Сначала он в Новоржеве опросил хозяина гостиницы Катосова и уездного заседателя Чихачева, потом отправился в село Жадрицы к отставному генерал-майору П. С. Пущину, дяде декабриста и лицейского товарища поэта И. И. Пущина, оттуда заехал в монастырскую слободу Святогорского монастыря и расспросил о Пушкине «богатейшего в оной» крестьянина Столарева. Все эти источники информации единодушно свидетельствовали в пользу благопристойного поведения поэта. Точку на всей секретной миссии Бошняка поставил игумен Иона: «На вопрос мой, не возмущает ли Пушкин крестьян, игумен… отвечал: „Он ни во что не мешается и живет, как красная девка“». В декабре 1826 года Бошняк возвратился к де Витту с повышением жалованья до 5 тысяч рублей в год[26].

Наконец наступила очередь и военных. 25 ноября 1825 года капитан Вятского пехотного полка А. И. Майборода, член Южного общества с 1824 года, сделал на декабристов донос на высочайшее имя через генерал-лейтенанта Рота. Последний отправил его в Таганрог, где находился тогда император, на имя начальника Главного штаба и управляющего квартирмейстерской частью, генерал-лейтенанта, будущего генерал-фельдмаршала и графа И. И. Дибича-Забалканского (1785–1831). Майборода писал: «…подозревая давно полкового командира своего Пестеля в связях, стремящихся к нарушению общего спокойствия, дабы лучше узнать о том, подавался к оным притворно и тем выведал, что в России существует уже более 10 лет и постепенно увеличивается общество либералов…»