Читать книгу "Хрома. Книга о цвете - Дерек Джармен"

Первый искусственный голубой краситель был русским, открыт в начале восемнадцатого века.

Фичино пишет в Платоновской академии для Лоренцо:

Мы посвящаем сапфировый Юпитеру

Этот цвет дает ляпис лазурь

Потому что его живительная сила

Противостоит черной желчи Сатурна.

Он занимает особое место среди цветов.

Раскрасьте небольшую настенную карту Вселенной, которую вы сейчас делаете. Сапфировый цвет для сфер мира. Полезно не только смотреть на него, но и вспоминать мысленным взором. В глубине своего дома вы могли бы обустроить небольшую комнатку, отметив ее этими фигурами и цветами.

(Фичино. Указ. соч.)

Асаао яИтивин фукакиФути но иво.

Ах! Этот расцветутреннего торжестваомут синевы.

(Ёса Бусон)

Ибо для японцев великолепие утра связано, как для англичан с розой, а для голландцев с тюльпаном, – с синевой, она цветет на рассвете и увядает под солнечными лучами.

Японцы спали под голубыми москитными сетками, что давало иллюзию мира и прохлады.

Что-то старое,

Что-то новое,

Что-то чужое,

Что-то голубое… [85]

Ты мальчику сказал – открой глаза,

Он открывает их – и видит свет,

Его ты заставляешь восклицать. Слова

О, Синева, приди

О, Синева, вставай

О, Синева, взойди

О, Синева, начнись.

Я сижу с друзьями в кафе и пью кофе, нас обслуживают молодые беженцы из Боснии. Война бушует на страницах газет и на разрушенных улицах Сараево.

Таня сказала: «Ваша одежда надета задом наперед и наизнанку». Поскольку, кроме нас, там никого не было, я снял ее и переодел как надо. Я всегда прихожу сюда еще до открытия.

К чему столько заграничных новостей, если все, что касается жизни и смерти, происходит внутри меня?

Я схожу на обочину, и велосипедист почти сбивает меня с ног.

Вылетев из темноты, он промчался совсем близко.

Я посинел от страха[86].

Врач в больнице Святого Варфоломея подумал, что мог бы определить повреждения моей сетчатки – зрачки, расширенные белладонной – ужасная голубая вспышка от лампы.

Посмотрите налево

Посмотрите вниз

Посмотрите наверх

Посмотрите направо.

Голубые вспышки в моих глазах.

Звенит синяя бутылка

Праздные дни

Небесно-голубая бабочка

Порхает над васильком

Запуталась в тепле

безучастного синего каления

Напеваю блюз

Тихо и спокойно

Синева в моем сердце

Синева в моих снах

Медленная голубая любовь

Дельфиниумных дней.

Синева – это универсальная любовь, в которой купается человек, – это рай на земле.

Я иду по берегу под завывающий шторм

Вот и еще один год проходит

В ревущих водах

Я слышу голоса мертвых друзей

Любовь это жизнь что длится вечно.

Мое сердце помнит вас

Дэвид. Говард. Грэм. Терри. Пол…

Но что, если эта самая ночь

Последняя ночь нашего мира?

В закатном солнце любовь увядает

Умирает под лунным светом

Меня подводит

Трижды ее петух отрицает

Криком в первых лучах рассвета.

Посмотрите налево

Посмотрите вниз

Посмотрите наверх

Посмотрите направо.

Вспышка фотоаппарата.

Яркая, как атомный взрыв.

Фотографии.

Цитомегаловирус – зеленая луна, затем мир окрашивается маджентой.

Моя сетчатка

Далекая планета

Красный Марс

Из Комиксов для мальчиков

С желтой инфекцией

Пузырящейся в уголке.

Я сказал: это похоже на планету

А доктор говорит: «О, я думаю,

Это похоже на пиццу».

Самое худшее в болезни – неопределенность.

Я проигрывал этот сценарий взад и вперед, каждый час каждого дня последние шесть лет.

Голубой выходит за рамки формальной географии человеческих границ.

Раздвигаю жалюзи дома

Х. Б. вернулся из Ньюкасла

Но вышел – стиральная

Машина грохочет вдалеке

Холодильник размораживается

Его любимые звуки.

Мне предложили на выбор: либо остаться в больнице, либо приезжать туда дважды в день, чтобы лежать под капельницей. Мое зрение уже никогда не вернется.

Сетчатка разрушена, хотя то, что останется от моего зрения после того, как кровотечение остановится, возможно, и улучшится. Я должен смириться с мыслью о слепоте.

Если я потеряю половину зрения, уменьшится ли моя способность видеть вдвое?

Вирус свирепствует. У меня не осталось сейчас друзей, кто бы не умер или не умирал. Он поймал их, как голубой иней. На работе, в кино, во время маршей, на морских берегах. В церквях на коленях, бегущих, летящих в тишине или же выкрикивающих протесты.

Все начиналось с испарины ночью и распухших желез. Затем на их лицах появлялись меланомы – поскольку им стало трудно дышать, туберкулез и пневмония повредили их легкие, а токсины – мозг. Рефлексы нарушались – пот лился сквозь их спутанные, как лианы в тропическом лесу, волосы. Голоса сжимались – и затем терялись навеки. Моя ручка бежала вслед за их историей по странице, но сбилась с пути под натиском бури.

Кровь сопереживания – голубая.

Я посвящаю себя

Поискам ее совершеннейшего выражения.

Ночью я вижу немного хуже.

Х. Б. предлагает мне свою кровь.

Говорит, она убьет все, что угодно.