Читать книгу "Преступление начинается с вешалки - Марина Серова"

Так оно и вышло. В тот вечер я получила очень много дополнительных сведений по проводимому мною расследованию. Даже слишком много.

Первый оглушительный удар нанесла мне гримерша Валя, весело щебетавшая о том, у кого на что аллергия:

– …А Семенова, она лак не может переносить, представляете? Лак для волос! Никакую прическу сделать невозможно. Сразу глаза красные, слезы текут и сопли изо всех щелей. Ох, и мучаюсь я с ней! И таблетки глотает, и чего только не делает, а все равно никакого толку. А у Сашки Федорова, у того – на запахи парфюмерные. И причем никогда не угадаешь, на какие именно. А когда гримируешь, мало ли что приходится использовать. Иногда и настоящую косметику, а она же вся с отдушками. Я, когда его спектакль, специально заранее все готовлю, чтобы или совсем без запахов, как грим, или такое, что уже проверено. Ой, а один раз что было! Как раз в мае, в конце прошлого сезона. Да, я даже день точно помню – двадцать пятое. Да, точно – двадцать пятое! Потому что мы тогда как раз дачу оформляли, и двадцать пятого должны были приехать эти… геодезисты или геологи, не помню, как их там… сволочей. Такие деньги дерут, ладно бы что-нибудь еще делали за эти деньги. Сволочи. А в тот раз, двадцать пятого, представляете, даже не приехали?! А караулить их там кто должен? Конечно, Валя, кто же еще крайний? Ну вот. Время идет, у меня спектакль, уже опаздываю, а их все нет и нет. Ну в конце концов, смотрю – уже совсем не успеваю, все бросила, помчалась сюда. А в тот вечер был «Кабанчик», и должен был Владимирский играть, ну я ничего и не готовила. Этому Степке хоть гуталином морду мажь – все ничего. Прибегаю, а мне говорят: «Степка в запое третий день, готовь Федорова». А у меня для Федорова ничего не приготовлено! Ой, мама! Вот уж я тогда перепсиховала! Думаю, сейчас мазнешь чем-нибудь, и потекут со всех сторон сопли, как у Семеновой. Как он играть-то будет?

– А что, Владимирский прям уж такой пьяный был? – небрежно бросила я.

– Да говорю же – три дня в запое. Еще в тот же день даже Игорь за ним ездил, но только зря время потерял. С чем приехал, с тем и уехал. Лежит, говорит, на диване, лыка не вяжет. Он лыка не вяжет, а мне отдувайся!

Валя нервно подхватила чайник и плеснула кипятка в свою чашку с остывающим кофе.

– Вообще тот день какой-то дурной был, – после небольшой паузы продолжила она. – И Сашку загримировала кое-как, и спектакль прошел неудачно. Вон Лиля может подтвердить. Правильно – сорвали человека, чего ж тут хорошего ждать. У него на этот вечер, может быть, какие-то свои планы были, а тут иди, отдувайся за этого Степку. А потом еще сказали, что днем Оксанка на сцену от плотников упала. Насмерть.

Валя совсем загрустила, но тут вступила Нина. Ее рассказ о различных нюансах пошива мужских костюмов для актрис травести вновь вызвал улыбки на лицах погрустневших было слушателей:

– …И главное, говорит мне: «Что это у меня тут мотается?» А я ей: «Это же костюм шута, здесь по эскизу мотается». А тут еще Азатов – он же остроумный – тоже влез: «Да, да, – говорит, – помнишь пословицу про пошив мужских костюмов?» – «Какую, – говорю, – пословицу?» – «Ну как же, – говорит, – известная пословица: «Семь раз отмерь, а отрезать не вздумай. Так что пускай мотается».

Услышав пословицу, общество окончательно повеселело и, кажется, забыло и думать о разных трагических происшествиях типа выпадения на сцену от плотников. Но лично мне было не до смеха.

Рассказ Вали обеспечивал непоколебимое, стопроцентное алиби моему самому главному подозреваемому – актеру Степану Владимирскому. Мало того что стало известно, что в интересующий меня период времени он находился в запое, но, оказывается, имелся даже свидетель, своими глазами видевший его в бесчувственном состоянии как раз в тот момент, когда Оксана готовилась выпасть из люка.

Можно было, конечно, обратиться за дополнительным подтверждением к самому Игорю, как-нибудь незаметно наведя его на эту тему, но, в сущности, у меня не было оснований не верить Вале. Ведь она лицо не заинтересованное. Точнее, даже заинтересованное в обратном. Для нее-то как раз лучше было бы, если бы в спектакле вышел Владимирский. Нет, благодаря Вале Степа получал полный оправдательный вердикт и навеки выпал из списка подозреваемых в этом деле.

Но, как оказалось, это было еще не все.

Веселая беседа продолжалась. С особенностей пошива мужских костюмов для женщин она постепенно перешла на мужские особенности вообще, а потом и на совсем уже особенные особенности некоторых мужчин. Услышав фамилию «Иванов», я снова навострила уши.

– …Приставал к Шарову, представляешь? – в изумлении округлив глаза, говорила одна из освободившихся после спектакля актрис, обращаясь к Лиле.

Та не соглашалась верить:

– Да брось! Быть такого не может!

– Говорю тебе – сама слышала. Это еще когда репетировали «Аленушку» было. Помнишь, ее обновляли? Я хотела попроситься во второй состав, пошла к Шарову и уже первую дверь открыла, но слышу – разговаривает с кем-то. Я как-то замешкалась, думаю: войти – не войти, и тут услышала…

– Что услышала-то?

– Ну как что… как приставал. И все так, знаешь, солидно, не то что на шею бросается, а так по-взрослому все, мол, мужчина мужчину всегда лучше поймет, ля-ля, фа-фа. Все в таком духе. Шаров ему тоже так вежливо: мол, не по адресу ты, мой сладкий. А тот, знай, свое гнет, словно и не слышит. Потом мне Жеребцова говорила, что он хотел на обновленную «Аленушку» затесаться постановщиком. Вот, видимо, по этому поводу и был разговор. И после этого случая Шаров его, похоже, и невзлюбил. Сама же знаешь, ни одной постановки ему в последнее время не дает.

– Ну уж, прямо! После случая… придумаешь тоже!

– Да чего «придумаешь»-то?! Сама вспомни, до «Алисы» Иванов почти все спектакли оформлял, Жеребцова вообще только по праздникам работала. А этот разговор я услышала как раз, когда «Алису» закончили. «Алису» закончили, а «Аленушку» как раз начинали. Ну и он, видать, под это дело и решил… высказать свои чувства.

Лиля, у которой даже кончики ушей вздрагивали от любопытства, явно была очень довольна, что ей удалось узнать такую пикантную новость. Еще немного для вида поспорив с рассказчицей, она в конце концов милостиво согласилась поверить, что та говорит правду.

Я же, сидя в своем кресле, не ощущала уже ни любопытства, ни тем более радости. Увы! Этот рассказ добивал второго и последнего из моих основных подозреваемых и уничтожал на корню все с таким трудом взлелеянные мною версии убийства.

Выходило, что причина незанятости Иванова заключалась в том, что в один прекрасный день он слишком откровенно поговорил с худруком, а вовсе не в том, что о нем слишком откровенно могла высказаться Оксана.

Кстати, таким откровенным высказыванием она, похоже, никому здесь не сообщила бы какой-то очень уж неожиданной новости. А следовательно, Иванов не мог иметь к ней особенных претензий даже в том случае, если бы она выполнила свою угрозу и «поддела его на известную тему. Конечно, он наверняка ее недолюбливал, но для убийства это мотив недостаточный. Совершенно недостаточный.