Читать книгу "Наполеон, или Миф о "спасителе" - Жан Тюлар"

Всеобщий опрос IX года

Всем известен источник, из которого французские историки, начиная с Тьера, черпают сведения о Директории. В самом деле, отчеты, направленные государственными советниками консульскому правительству по материалам анкет, распространенных последним в начале IX года, обрисовали на редкость тяжелое положение, сложившееся буквально через несколько месяцев после 18 брюмера. Не предназначавшиеся для публикации и подписанные такими авторитетными лицами, как Шампаньи, Тибодо, Фуркруа, Лаюоэ и другие, эти доклады заслуживают известного доверия. Первое, что поразило прибывших на места государственных советников, — это чудовищное состояние дорог. В отчете о командировке в 16-ю армейскую дивизию Фуркруа отмечает, что «все дороги департамента Нор, за исключением той, что соединяет Лилль с Дюнкерком — наименее загруженной ломовиками, — находятся в плачевном состоянии. Проезжая часть изборождена рытвинами, многие мостовые лишены покрытия, в целом же дороги напоминают вспаханные поля». В Па-де-Кале из-за неровного настила часто ломаются легкие повозки. Не лучше обстоит дело и на юге, где, по свидетельству Франсе де Нанта, две трети дорог малопригодны для эксплуатации, а то и вовсе непроходимы.

Разгул бандитизма превращает путешествия по таким дорогам в опасные для жизни. Правда, уровень свирепствующей на западе преступности ощутимо снижается на юге. Вместе с тем Фуркруа сообщает, что еще несколько месяцев назад нельзя было спокойно проехать через Ванту. «Путешествующие по этим местам должны заручаться пропусками, выдаваемыми главарями банд, и платить выкуп. Расставленные на дорогах щиты предупреждали, что если у пассажиров нет при себе хотя бы четырех луидоров, их ожидает расстрел, и эта угроза нередко приводилась в исполнение». О спокойствии, по свидетельству государственного советника Нажака, можно только мечтать в департаменте Рона, терроризируемом бандой Жегю. В Париже расплодились преступные организации, самовольно взимающие введенную Директорией ввозную пошлину. «Они контролируются, — пишет Лакюэ, — псевдонегоциантами, темными дельцами и подставными лицами, а порой и целыми организациями».

Приграничные районы Франции производят впечатление пострадавших от оккупации. В Валансьенне каждый третий дом в руинах. Леса в долинах Рейна поредели в результате варварских вырубок. В Провансе обезлюдели десятки деревень. Но куда более серьезный ущерб нанесен гражданской войной: убийства, грабежи и пожары превратили целые районы Вандеи в пустыню.

Однако главный упрек, который государственные советники адресуют прежней власти, относится к анархии административного управления. Один и тот же закон в каждом департаменте трактовался по-разному. Барбе-Марбуа, направленный с инспекцией в 13-ю дивизию, сообщает, что «к одинаковым вопросам существовал разный подход». Причину этого он видит в несогласованности министерских распоряжений. Но что в первую очередь интересует правительственных эмиссаров, так это состояние финансов. В регистрационных книгах откупщиков, большинство которых Фуркруа обвинил в злоупотреблениях, обнаружился полный беспорядок. Даже армия не гнушалась запускать руку в государственную казну. Барбе-Марбуа приводит в этой связи высказывание одного офицера: «Сокровища — достояние храбрецов. Так набьем же карманы, а с кредиторами пусть рассчитываются жерла наших пушек».

Директория столкнулась и с проблемой, порожденной принятием Гражданской конституции духовенства.

«Даже если одного только знания человеческого сердца было бы недостаточно для понимания того, что основная масса людей нуждается в вере, в отправлении культа и в священниках, общение в ходе инспекционной поездки с жителями деревень, в первую очередь тех, что находятся вдали от Парижа, утвердило бы меня в этой мысли», — писал Фуркруа.

Провал затеи с десятидневными и теофилантропическими богослужениями, на который указывали все отчеты, является, по сути, поражением попытавшейся навязать их Директории.

Духовный кризис отражает кризис экономический. Нажак указывает на катастрофическое состояние лионской шелкоткацкой промышленности, насчитывая в ней на четыре тысячи триста тридцать пять рабочих мест меньше, чем в 1788 году. Ответы префекта департамента Сена Фрошо на анкету, распространенную Лакюэ, проникнуты пессимизмом: «За время Революции состояние парижских мануфактур резко ухудшилось. С одной стороны, неповиновение рабочих, война, застой в торговле, сокращение финансовых поступлений, банкротства и т. п. вынуждали предпринимателей идти на свертывание производства. С другой — ассигнаты, которые они получали вместо платежей, исчерпали все их сбережения, истощили запасы, заставили многих взять ссуду под грабительские проценты, ежедневно поглощавшие большую часть их прибыли».

Из-за неудовлетворительного состояния каналов в департаменте Нор окрестности Рошфора настолько заболотились, что жители порта вынуждены были покинуть свои дома. Значительный ущерб понесла служба общественных работ. Оценивая состояние торговли в Марселе, Франсе де Нант пишет: «За все последние месяцы IX года объем импорта и экспорта едва достигал двухнедельной нормы мирного времени». Нищета принимает порой масштабы, от которых страдает уже не только простой народ. Франсе де Нант сообщает о голодной смерти двух находившихся на государственной службе инженеров. О положении рантье не приходится и говорить.

Словом, по прочтении этих отчетов вырисовывается весьма безрадостный итог правления Директории. Но не был ли этот пассив искусственно преувеличен? Справедливо ли взваливать на Директорию ошибки, допущенные ее предшественниками?

Что можно сказать «за»?

Знакомясь с результатами опроса IX года, нельзя не учитывать негативного отношения к Революции многих государственных советников. Кроме того, «Положение Франции к концу VIII года» Александра д'Отрива и множество других подобных ей скороспелых брошюр свидетельствуют, что задолго до возникновения наполеоновской легенды сторонники Бонапарта были заинтересованы в очернении Директории ради оправдания военного переворота. Разумеется, эпоха, предшествовавшая Консульству, не лучшая страница французской истории, но почему-то сами собой отошли в тень победы Мас-сена над русскими в Цюрихе и Брюна над англо-русским десантом в Бергене (Голландия). А ведь эти победы, одержанные в сентябре 1799 года, отодвинули опасность внешней агрессии. Канула в Лету инициатива Рамеля, создавшего налоговую администрацию, которая лишила законодательный корпус права назначать и взимать налоги. Не получила должной оценки политика, проводимая в сфере народного образования министром, а затем директором департамента внутренних дел Франсуа де Нешато, увеличившего количество школ гражданских инженеров и планировавшего учредить студенческие стипендии. Не меньшего внимания заслуживает и его экономическая деятельность. «Народ поддержит лишь процветающий режим», — заявил он. Задолго до наполеоновской блокады Франсуа де Нешато попытался обеспечить гегемонию Франции на континенте. Он поощрял коммерческие договоры, способствующие развитию промышленности, прокладывал торговые пути через Альпы и устанавливал жесткие таможенные барьеры для направляемых в Европу английских товаров. 4 фримера VI года был учрежден коммерческий банк, число акционеров которого увеличилось к концу 1798 года с 12 до 100 человек.