Читать книгу "SPQR V. Сатурналии - Джон Мэддокс Робертс"

– Да, но они мужчины! – отозвалась Клодия. – Все полагают, что они убили бы его открытым, заслуживающим уважения способом – мечами, кинжалами или дубинками. Считается, что яд – оружие женщины или презренных чужестранцев. – Она начинала все сильнее взвинчиваться. – И я – женщина со скандальной репутацией! Я высказываю свое мнение публично, неважно перед кем. Я вожу компанию с поэтами, возничими и актерами. Я участвую в религиозных обрядах, не разрешенных государством. Я сама выбираю себе рабов, прямо на общественном рынке, и ношу платья, запрещенные цензорами. Конечно, я должна была отравить своего мужа!

– Ты забыла упомянуть инцест с братом, – заметил я.

– Это просто один из слухов, а я говорю о том, чем действительно занимаюсь. Правда заключается в том, что в Риме нужно немногое, чтобы сделаться женщиной со скандальной репутацией, а если ты виновна в одном неподобающем поступке, то должна быть способна на что угодно.

Я покачал головой.

– Клодия, то, что ты говоришь, верно в отношении Семпронии, старшей Фульвии и некоторых других. Они просто чужды условностям, имеют склонность к вульгарной компании и не скрывают этого. А мне довелось убедиться на личном опыте, что ты способна на убийство.

Несколько секунд собеседница смотрела мне в глаза, а потом опустила взгляд.

– У меня не было причин отравлять Целера. По нынешним временам он был неплохим мужем. Он не притворялся, будто наш брак – нечто большее, нежели политическое соглашение, и позволял мне делать, что вздумается. После трех лет, убедившись, что я не понесу от него детей, он больше не возражал против моих встреч с любыми мужчинами, с какими мне хотелось видеться.

– Он был образцом терпимости.

– Мы все равно скоро пришли бы к полюбовному разводу. Он подыскивал себе подходящую женщину. Я не стала бы убивать его ради собственности: он ничего мне не оставил, да я и не ожидала, что оставит. У меня не было причин убивать его, Деций.

– По крайней мере, ты не делаешь вид, что тебе плевать, верю я тебе или нет.

– Это не потому, что я ценю твое доброе мнение. Ты знаешь, какое наказание полагается за отравление?

– Нет, но уверен – ужасное.

– Deportatio in insulam[32], – сказала Клодия с побелевшим лицом. – Узницу отвозят на остров и оставляют там. Сбежать оттуда невозможно. Остров всегда выбирают ужасно маленький, без людей и культурных растений, и такой, где очень мало свежей воды или вообще ее нет. Я навела справки. Большинству удается продержаться всего несколько дней. Есть сообщение об одной несчастной, которая продержалась несколько лет, слизывая росу со скал по утрам, открывая моллюсков голыми руками и поедая их сырыми. Ее долго замечали с проходивших мимо кораблей – она выла и орала на них, стоя у самой воды. Под конец она выглядела совершенно кошмарно, когда ее почти полностью покрыли змеящиеся белые волосы.

Клодия несколько мгновений молчала, прихлебывая свое массикское вино.

– Конечно, – добавила она, – то была просто какая-то крестьянка-травница. Я бы не стала ждать, пока меня увезут. Я – патрицианка, в конце концов.

Я встал.

– Посмотрим, что я смогу сделать, Клодия. Если кто-то отравил Целера, я выясню, кто. И если окажется, что это твоих рук дело, я так и доложу претору.

Женщина с явным усилием изобразила очень слабую натянутую улыбку.

– О, вижу, что снова заманила тебя в ловушку своими женскими кознями.

Я пожал плечами.

– Я не набитый дурак, Клодия. Будучи ребенком, я, как и большинство детей, обжегся о горячую плиту. Это научило меня опасаться горячих плит. Но в ранней юности я все-таки по неосмотрительности обжегся снова. Теперь я с осторожностью приближаюсь даже к холодной плите.

Хозяйка дома со смехом встала, взяла меня за руку и повела прочь из комнаты.

– Деций, ты не столь мастерски сражаешь своих врагов, как полагалось бы герою. Но ты точно можешь пережить их всех.

Гермес встретил меня у двери, и пожилой янитор выпустил нас из дома. Очевидно, встретивший нас красивый юноша присутствовал здесь только для виду. На этом привратнике был бронзовый ошейник, даже не прикованный к дверному косяку.

Как обычно, я отказался от факела, и несколько минут мы с моим рабом стояли снаружи, давая своим глазам привыкнуть к полумраку.

Слова Клодии в известной степени оказались пророческими. Я пережил всех своих врагов, кроме одного. Проблема в том, что я пережил и всех своих друзей, кроме одного.

– Ты что-нибудь выяснил? – спросил я Гермеса, направляясь обратно к Субуре.

– Едва ли в доме есть раб, который находился там, когда умер Целер. Клодии не нравились его рабы, поскольку они были недостаточно симпатичными, и она отослала их в его сельские имения. Большинство нынешних рабов хозяйка купила после его смерти. Некоторые из ее личных слуг были у нее уже тогда, но, похоже, они с Целером вели раздельные хозяйства и их прислуга мало общалась друг с другом.

– Что ж, нельзя ожидать, что рабы будут с готовностью говорить об убийстве, случившемся в их доме.

– Разве можно их в этом винить? – спросил Гермес. – Думаю, они счастливы, что подозревают Клодию, потому что если б подозревали не ее, подозревали бы их. И тогда всех домашних рабов могли бы распять.

В Риме имелись кое-какие варварские законы, и то был один из них.

Света луны хватало, дорога была знакомой. Мы должны были просто спуститься по холму на улицу Субура и оттуда – еще ниже, в долину между Эсквилином и Виминалом, где стоял мой дом. Я довольно прочно держался на ногах, в кои-то веки умеренно выпив вина. Я был не так глуп, чтобы вывести себя из строя в таком доме и в такой компании. На самом деле я не беспокоился насчет того, что меня отравят… Не слишком беспокоился.

Было не очень поздно. Здесь и там люди направлялись по домам после поздних пирушек, и их факелы мигали, как потерянные души, в узких переулках среди высоких многоэтажных домов. Мимо нас, покачиваясь, прошел толстяк, которого поддерживали с двух сторон мальчики-рабы. На его лысой голове сидел набекрень венок из плюща, и он пел старую сабинскую застольную песню. Я позавидовал тому, кто в наши дни может так беззаботно кутить.

Потом нас миновала странная религиозная процессия, идущая куда-то под громкие завывания, звон цимбал и пение флейт. Может, это была свадьба, похороны или преждевременное празднование надвигающегося солнцестояния. Рим полон чужеземных религий и странных маленьких культов.

Повсюду люди трудились допоздна, украшая свои дома и общественные площади к Сатурналиям, развешивая венки, закрашивая на стенах ругательства и заменяя их лозунгами с пожеланиями добра, сваливая маленькие приношения перед районными алтарями и даже мо́я улицы.