Читать книгу "Римский карнавал - Виктория Холт"

Она оставалась внешней спокойной, не переставая все время молить:

— Мадонна, сохрани ему жизнь. Пресвятая Богородица, не дай нас разлучить.

Ее молитвы были услышаны. Он убил быка и подошел к сестре, чтобы все собравшиеся узнали, что свою победу он посвящает ей.

Она взяла его руку и поцеловала ее, глаза ее утратили свойственное им мягкое выражение, когда она подняла их на брата. Никогда прежде не видела она его таким счастливым, как в тот миг. Он забыл, что он — архиепископ, а Джованни — герцог, позабыл все свои обиды. Толпа приветствовала их, а Лукреция говорила ему, как сильно и глубоко любит она его.

Лукреция собиралась устроить бал в честь отважного матадора.

— А как насчет героя рыцарского турнира? — поинтересовался Джованни.

— Ив честь него тоже, — мягко произнесла Лукреция.

Она хотела видеть их вместе. Когда она видела соперничество братьев между собой, она чувствовала, что возвращается в детство.

Так и на балу — если Лукреция танцевала с Джованни, то Чезаре с хмурым видом смотрел на них; если танцевала с Чезаре, Джованни бросал на нее ревнивые взгляды. На подобных балах часто присутствовал папа, и наблюдавшие за ним удивлялись, что святой отец может с улыбкой смотреть на то, как его сыновья и дочь исполняют странно-эротические испанские танцы, что он может спокойно взирать на братьев, охваченных страстью и ревностью, и на сестру, которая находит в этом удовольствие.

Лукрецию часто видели едущей верхом в компании братьев в Монте Марио, куда все направлялись посмотреть на состязания соколов, молодые люди смеялись, заключали пари, которая из птиц станет победительницей в состязании.

Что же касается Джованни Сфорца, то он, всеми позабытый, жил в этом странном доме. Он не стал мужем девочки. При мысли о подобных вещах его пробирала дрожь. Его не особенно интересовали такие удовольствия, он удовлетворял свои потребности, время от времени навещая куртизанок. Но бывали моменты, когда ему надоедало постоянное присутствие невыносимых молодых людей, и как-то он осмелился высказать свое недовольство жене. Она только что вернулась с прогулки, на которую ездила вместе с братьями, и когда она направилась в свою комнату, Джованни Сфорца пошел следом; жестом он велел слугам оставить его наедине с женой. Они подчинились приказанию.

Лукреция несмело улыбнулась мужу. Испытывая желание со всеми жить в мире, она всегда вела себя с мужем вежливо.

Сфорца обратился к ней со словами:

— Странную жизнь ты ведешь. Ты не расстаешься со своими братьями — один из них всегда рядом с тобой.

— Что же тут странного? — спросила она. — Ведь это мои братья.

— О твоем поведении говорит весь Рим. Глаза юной супруги расширились от удивления.

— Ты понимаешь, что о тебе говорят?

— Я ни разу не слышала.

— Однажды ты в самом деле станешь моей женой, — сказал Сфорца. — Я считаю своим долгом напомнить тебе, что этот день наступит. И прошу тебя реже встречаться со своими братьями.

— Они никогда не согласятся, — ответила Лукреция. — Если бы я и хотела этого.

Из-за двери послышался смех, и в комнату вошли оба брата. Они стали рядом, расставив ноги, но не их очевидная сила и мощь вызвали чувство тревоги у Сфорца. Он ощущал, что есть что-то неуловимое, чего он должен бояться, и любой человек, сделавший этих юнцов своими врагами, будет жить в вечном страхе за свою жизнь.

Они не произнесли ни одного ругательства, и Джованни подумал, что было бы лучше, если бы они дали волю своему гневу. Оба брата улыбались.

— Этот человек женился на нашей сестре… До меня дошли слухи, что он против нашего присутствия в ее доме, — сказал Джованни и коснулся рукой меча.

— Ему следует вырвать язык за такое чудовищное предложение, — медленно проговорил Чезаре.

— И непременно дождется этого, — добавил первый, наполовину вынув меч из ножен и опустив его обратно. — И кто же он такой?

— Слышал я, что он незаконный сын тирана из Пизаро.

— А Пизаро — где это?

— Небольшой городишко на побережье Адриатики.

— Нищий… или чуть богаче, да? Я помню, что он явился на собственную свадьбу, напялив на себя взятые напрокат драгоценности.

— Что мы с ним сделаем, если он станет проявлять дерзость?

Джованни Борджиа мягко улыбнулся:

— Он не станет плохо себя вести, брат мой. Он, может быть, нищий; в том, что он ублюдок, сомневаться не приходится, но он не такой уж дурак.

После чего они засмеялись и направились к двери.

Лукреция и Сфорца слышали, как они смеются, шумно удаляясь. Девочка подбежала к окну. Странное зрелище — видеть братьев, идущих рядом, словно они друзья.

Сфорца так и остался стоять на том самом месте, где застали его братья. Пока они разговаривали, он просто не мог пошевелиться, так было сильно ощущение охватившей его тревоги.

Лукреция отвернулась от окна и теперь смотрела на мужа. Ее глаза светились сочувствием — сочувствием к нему. Впервые с тех пор, как она увидела его, у Лукреции в душе шевельнулось какое-то чувство к нему, так же как у него — к ней.

Он догадался, что она слишком хорошо понимает, какое недоброе начало таится в ее братьях.

Выйдя из дома Лукреции, братья знали, что она наблюдает за ними из окна.

— Мы заставим этого глупца дважды подумать, прежде чем он станет говорить о нас с таким неуважением, — сказал Чезаре.

— Ты заметил, как он струсил? — с улыбкой произнес Джованни. — Говорю тебе, что я едва удержался, чтобы не вынуть меч и не проучить этого наглеца.

— Ты проявил большую выдержку.

— Ты тоже.

Джованни искоса взглянул на Чезаре. Потом сказал:

— На нас странно поглядывают, ты не замечаешь?

— Мы редко появляемся, идя вот так дружески вместе. Потому и смотрят.

— Прежде чем ты снова начнешь ругать меня, позволь сказать мне следующее: бывают моменты, когда мы должны держаться друг друга. Иногда все Борджиа вынуждены так поступать. Ты ненавидишь меня за то, что я любимец отца, что я герцог и что у меня есть невеста. Невеста далеко не красавица, если это может тебя в какой-то мере утешить. У нее длинное лошадиное лицо. Ты стал бы за ней ухаживать не больше, чем я.

— Я бы согласился взять ее и титул герцога в обмен на мой сан архиепископа.

— Конечно, конечно, Чезаре, ты бы согласился. Но я оставлю и ее, и герцогство себе. Я не хочу быть архиепископом, даже если в будущем меня ждет папский трон.

— У нашего отца еще долгая жизнь впереди.

— Я молю об этом небеса. Но быть архиепископом… Нет, не смотри так сердито . Архиепископом!.. Давай останемся друзьями хоть на час. У нас общие враги. Давай подумаем о них и решим, что с ними делать?