Читать книгу "Жизнь на грани - Антон Задорожный"

Вообще говоря, Паша не любил таких людей, как эта бабка. Собственно, такие как она, пожалуй, и вылепили в его сознании образ ужасного инвалида – того, который каждый раз, как впервые, причем по неизменно грустным и трагическим поводам («Помогите, умерла мама», «Добавьте псу на еду», «Болеет ребенок» и пр.) ходит по вагонам электричек и собирает копейки. Причем делает это так, чтобы ты не проходил мимо и поучаствовал в его жизни.

Расчет у таких страждущих бродяг и отщепенцев, по Павлу, был прост до гениального: если ты прошел мимо, не дав ни копеечки, то взял грех на душу (страна-то православная, пропитанная христианской моралью), а уж ежели денег дал, то сделал доброе дело.

Как в таких случаях выходил из положения Павлик? Опытным путем: «Собираешь на еду? На вот тогда пирожок». Не сложно догадаться, что дальше представители бомж-сообщества воротили нос от столь желательной пищи.

В итоге большинству просящих от Паши доставалась не блестящая кругляшка номиналом в пять рублей, а какой-нибудь фантик из-под шоколадки. Цинично? Простите!

Логика, которая тут скрывалась, была железной: если ты стоишь на улице за мелочевкой каждый день, значит, для тебя это своего рода способ заработка – работа, а не необходимость. Что ж, можно взять ноги в руки, привести себя в порядок и пойти торговать в ларьке, разве нет?

Павел неуклонно приближался к бабушке. Бабушка изнуренной годами трудной жизни походкой брела ему навстречу. И когда он уже собирался метафорически плюнуть ей в рожу – пройти мимо, – заметил, что она протянула ему горсточку десятирублевых монет.

Но как?! Наш циник годами думал о людях ее уровня хуже, чем о червях, а тут…

– Да нет, бабушка… Оставьте себе, – захлебываясь в своем стыде, словно виноватый школяр-переросток, ответил на ее жест доброй воли молодой человек.

Стараясь не смотреть ей в глаза, он пошел прямо, ускорив шаг и тем самым усилив свою боль настолько, что его лоб покрылся испариной.

Эта, казалось бы, заурядная встреча красной нитью связала между собой бусинки всех последующих событий. На протяжении всего оставшегося дня у парня не укладывалось в голове, каким образом за один короткий путь из точки А в точку Б его миропонимание может если не перевернуться вверх дном, то существенно пошатнуться.

2

Когда молодой человек был физически здоровым, он добирался до метро минут за пятнадцать. Нынче обстоятельства немного изменились, и теперь ему приходилось тратить на свой путь вдвое больше.

«Какая странная штука это здоровье: пока можешь бегать и прыгать, воспринимаешь его как данность, а когда его нет, то начинаешь надеяться на врача, как на Бога», – думал Павел, минуя в который раз Юсуповский сад. Парень не заметил, как город накрыла зимняя темнота и пошел мокрый снег с дождем. Исторические места, прежде воодушевляющие, теперь напоминали ему кладбище.

Ощутив на спине холодок, вызванный отнюдь не ветром, Павел насколько мог ускорил шаг и страшно обрадовался, когда мрачная ограда Юсуповского сада осталась позади.

В несколько минут промочив ноги, Павел подумал, что сегодня не тот день, когда от прогулки можно получить удовольствие.

– Бедная Кристина… – сказал себе Паша, наблюдая, как желтые фары автомобилей разрезают потоки дождя. Хлюпая ногами по тротуару, молодой человек вспоминал, как пару дней назад, когда он ехал на работу, в вагоне метро стоял инвалид с костылем, который он тихонько прибрал, чтобы не мешать остальным.

Он был, как показалось Павлу, примерно одного с ним возраста. Посторонившись у выхода из вагона, инвалид ждал своей остановки. На очередной станции в поезд вошла орава старух. Павел помнил, как одна из них – специально или нет – сильно толкнула парня, а когда тот угрожающе махнул ей костылем, она живенько извинилась.

– То есть, если бы у него не было палки, то толкаться было бы можно? Типа, раз здоров? – спросил Павел старуху, не сумев скрыть раздражения, вызванного болью в своей ноге и помноженного на боль инвалида, стоявшего рядом с ним.

Бабка не нашлась, что сказать, и, похлопав ушами, пробралась внутрь вагона, который ее с радостью поглотил. Так Павел шел к магазину и думал, отчего так сложилось, что его бесят все – старики, ветераны, инвалиды и кавказцы? Как ни странно, его попытка понять Кристину через самоистязание увенчалась успехом.

Побывав так близко, как мог, в ее шкуре, он осознал, что инвалид – не монстр, а просто такой же, как и все, который отчего-то вынужден быть иным. Приближаясь к магазину, Павел задавался вопросом: если допустить, что каждому бывает плохо, то сколько же могут вынести и перетерпеть люди с ограниченными возможностями?

Собственно, чем больше он общался с Кристиной, тем больше он открывал в ней страннейший для себя источник смирения и доброты – тот, который позволял ей, надломившись, все же не сломаться целиком и сохранить себя. И в ту секунду, когда он, не найдя ответа на предыдущий вопрос, задавал себе следующий – почему тогда он, будучи здоровым, был гораздо хуже как человек, чем больная Кристина? – его окликнул парень лет двадцати в куртке с капюшоном и с диктофоном в руках.

Очередная парадоксальная ситуация органично вписалась в узор судьбы Павла.

– Чего тебе? – спросил Павлик. Юнец оказался студентом-журналистом из Москвы. Не думая дважды, студент попытался под дождем показать Павлу свой студенческий билет.

– Убери, давай отойдем под арку, – предложил он юнцу. Странно, но слова сами собой сходили с его губ.

Студент охотно согласился. Объяснив Павлу, что он здесь, потому что «их» отправили на практику делать опрос насчет «Дневника писателя» и о творчестве Достоевского в целом, будущий журналист принялся задавать Павлу вопросы:

– Сколько тебе лет, как зовут, на кого учишься?

– На психолога.

– Почему?

– Потому.

– Ладно. Достоевского читал?

– Читал.

– Что больше всего нравится?

– «Преступление и наказание».

– Что тебя интересует в творчестве Достоевского? – не унимался ньюсмейкер.

– Личность Достоевского, которую он выкладывает на страницы своих отличных книг…

– Как это?

– А так, что, если лично тебя коснется то, о чем пишет автор, тогда твоя жизнь станет чуточку лучше. И меняют сознание людей не социальные опросы на бессмысленные темы, а искусство. Но творить не всякий горазд, тут уж извини – зависит от личности.

– А можешь ли ты рассказать о каком-нибудь таком случае из своей жизни, когда ты был на грани?

– Тебе нужен конкретный пример или отвлеченный?

– Конкретный, – потребовал студент.

– В восемнадцать лет я полюбил сексозависимую алкоголичку и чудом остался жив-здоров…

– Я не знаю, что тут можно сказать…

– Ну все, тогда я пошел?