Читать книгу "Медный лук - Элизабет Джордж Спир"

Тут Даниил заметил пару, которую они встретили по дороге. Совсем рядом с Иисусом. Учитель повернулся, они подтолкнули к нему ребенка. Женщина упала на колени, спрятала лицо в ладонях. Мужчина стоит, не сводя глаз с Иисуса. Четверо с носилками заслонили их от Даниила, прошла минута, и юноша заметил — семейство уже спешит к воротам. Он бросился за ними.

— Поговорил он с вами? — спросил он, догнав этих троих. — Сказал что-нибудь?

Слезы ручьем текут по лицу женщины, она ничего не видит перед собой, не может вымолвить и слова. У мужчины взгляд полон недоумения.

— Мальчик исцелился, — шепчет он.

— Откуда ты знаешь? — удивился Даниил. — Рука зажила?

— Нет, я даже не посмотрел. Покажи ему, — приказал он сыну.

Мальчик отодвинул тряпицу, выпростал руку, недоверчиво на нее глянул:

— Уже не болит.

Даниила охватил озноб, он наклонился поближе.

— Все равно распухшая, — укорил он мужчину.

Тот только отмахнулся:

— Боль прошла, и опухоль пройдет.

— Что он сделал? Коснулся руки?

— Нет, по-моему, нет. Я ему стал объяснять, что случилось, и у меня будто слова пропали. Только и мог, что смотреть на него. Но сразу понял — с мальчишкой все в порядке.

Даниил вдруг ужасно рассердился:

— Ты все лжешь! Какой-то ловкий прием…

— Зачем мне лгать? — мужчина не отвел взгляда. — Говорю тебе, парень выздоровел и сможет теперь стать прядильщиком.

Симон стоял во дворе, Иоиль рядом. Даниил схватил старшего друга за плечо:

— Тот мальчишка! Симон… он говорит, что исцелился!

Симон не переспросил и даже не удивился. Сказал тихо:

— Да.

— Но я видел… мы оба видели… еще и часу не прошло. А теперь парнишка утверждает — ничего не болит.

— Сегодня многие исцелились.

— Это невозможно, это обман…

— Но ты сам видел его руку. Так что же ты думаешь?

— Просто ума не приложу…

— Я тоже. Но приходится верить собственным глазам. Я знаю, так уже и раньше случалось. И не раз.

— Он чародей? — задумчиво спросил Иоиль.

— Никакому чародею это не под силу. Он говорит — его власть от Бога.

— Но другие люди… все те…

— Я не знаю, почему они не исцеляются. Похоже, и от больного что-то зависит. Наверно, нужно шагнуть навстречу, позволить ему. Ребенок или родители, у кого-то, должно быть, хватило веры.

— Может, мальчик и так бы выздоровел?

— Возможно, — Симон успокаивающим жестом положил руку Даниилу на плечо. — Подожди, он сейчас будет говорить.

Вот уже в третий раз Даниил чуть с места не сорвался навстречу этому голосу. Сегодня в нем ни радости, ни победительной силы — как тогда, на залитом солнцем берегу озера. Ласковые слова падают на страдающих и больных, как капли целительного дождя. Но и в тихом голосе учителя чудится неведомая мощь и непоколебимая убежденность.

— Не бойтесь, ибо вы — дети Божьи. И разве Отец не знает, в чем дети имеют нужду? Ибо говорю я вам, даже малая птица не упадет на землю без воли Отца нашего, а вы не важнее ли малых птиц. Носите ваши бремена с терпением, потому что Бог уготовил вам место в Его Царстве[48].

Царство! Даниил оглянулся по сторонам. Что толку говорить увечным страдальцам о Царстве? Какой в этом смысл — все равно ни один из них не в силах поднять руки, чтобы драться. Но лица кругом — множество лиц, светлые, расплывчатые пятна в темноте — тянутся навстречу словам учителя. Тяжелое дыхание, напряженное сопение, каждый старается не пропустить ни звука. Слушают, будто его слова — хлеб насущный, которым никак не наесться вдоволь.

— Будьте добры друг к другу, любите друг друга, — продолжает голос. — Ибо каждый из вас драгоценен перед Господом[49].

Фигура в белом хитоне покачнулась. Даже в тусклом свете, льющемся из дверей, видно, как он измучен. Один рыбак подскочил поближе, поддержал, другой вынес из дома зажженный фонарь. Вдвоем, укрывая от толпы, повели они учителя по саду. Все глаза следят за ними, люди затихли, словно оцепенели, зачарованные негромким голосом, смотрят, как Иисус и двое рыбаков карабкаются по наружной лестнице, скрываются в чердачной каморке.

Даниил выпрямился, пытаясь стряхнуть чары, связавшие его с примолкнувшей толпой. И тут вдруг вспомнил — он же пришел сюда по делу!

Симон выслушал, ясно было — Рош ему не указ. Юноша не сомневался, что кузнец откажет. Но нет — тот ласково глянул на Даниила, задумчиво произнес:

— Этот Рош, ты в него веришь, да?

— Конечно, верю.

— Тогда ладно. В моем хозяйстве вряд ли найдется то, что тебе нужно. Но здесь, в городе, есть одно место, на улице, где кузнецы живут. Ты мастерскую легко узнаешь — над воротами бронзовая подкова. Я иногда там помогаю. Хозяина зовут Самуил, он мне должен за работу. Скажи ему, пусть даст тебе эти заклепки.

— А твои деньги?

— На что мне теперь деньги? Тебе нужнее.

Но Даниил все никак не мог уйти, его мучил еще один вопрос.

— Симон, ты останешься здесь, с Иисусом?

— Если он мне позволит.

— Он… он — один из нас, правда?

Симон улыбнулся:

— Хочешь спросить, зилот ли он?

— Но ведь ты за тем и пришел? Позвать его, пусть будет с нами?

— Да, поначалу, — кивнул Симон. — Но вышло совсем иначе — не так, как я задумывал. Нет, не буду я его звать. Я только надеюсь, крепко надеюсь, что он позовет меня.

Даниил понял — яснее ответа от Симона сегодня не добиться. Двое юношей в молчании пустились в обратный путь. Когда Иоиль заговорил, голос его дрожал:

— Как он может называть их детьми Божьими? Они и слыхом не слышали о Законе. Нечисты от дня своего рождения.

Но не это беспокоило Даниила. Какое ему дело до Закона — он сам немногим лучше всех этих.

— Разве плохо — теперь им есть на что надеяться.

— Какое у них право — надеяться!

Иоиль опять замолчал, в отличие от Даниила он никак не мог успокоиться — нелегко примирить услышанное с тем, чему его так долго учили.

— Боюсь, отец прав, — наконец, выдавил он из себя. — Нет, он не настоящий равви. Он говорит — можно есть без омовения рук. Наверно, его даже слушать опасно. Но все же…