Читать книгу "Убийство как одно из изящных искусств - Томас Де Квинси"

Сосед Марров, которому Мэри адресовала свой рассказ, занимался ростовщичеством – и, по-видимому, обладал незаурядной отвагой: для единоборства с неизвестным всесильным душегубом, только что одержавшим неоспоримый и полный триумф, явно требовалась значительная физическая крепость. Необходимо было также справиться с внутренним противодействием: ведь предстояло очертя голову столкнуться с незнакомым противником, личность которого – возраст, национальность, мотивы преступления и прочее – окутывал непроницаемый покров тайны. Даже на поле битвы ни одного ратника не подстерегала бо́льшая опасность. Мысль о том, что жившее по соседству семейство и в самом деле вырезано начисто, заставляла предположить, что бойню устроили по крайней мере два лиходея; если же убийца действовал в одиночку, то какова же его дерзость! Сколь велика, надо думать, его отвага, сколь неотразимы ловкость и звериный натиск! К тому же загадочный враг (будь он даже без сообщников) наверняка запасся изощренными орудиями расправы. И однако, невзирая на все эти существенные невыгоды своего положения, доблестный сосед бесстрашно ринулся в дом Марров, ставший местом столь страшной резни. Едва успев натянуть штаны и вооружиться кочергой, сосед сбежал по черной лестнице, которая вела на задний двор дома. Там он мог надеяться перехватить преступника: у парадного входа такой возможности у него не было; кроме того, слишком долго пришлось бы взламывать дверь. Участки, прилегающие к обоим домам, разделяла кирпичная стена, высотой девять-десять футов. Через нее и перемахнул отчаянный преследователь; мигом сообразив, что без свечи не обойтись, он собирался было за ней вернуться, но тут заметил мерцавшую впереди слабую полоску света. Задняя дверь дома Марров была распахнута настежь. Убийца, очевидно, проскочил через нее минутой раньше. Героический ростовщик стремглав бросился дальше – и уже здесь глазам его представилось жуткое свидетельство ночного побоища: крохотный двор был обильно залит кровью – и к порогу никак нельзя было пробраться, не запачкавшись в ней. В замочной скважине все еще торчал ключ, сыгравший самую роковую роль в судьбе жертв. Теперь потрясающая новость быстро облетела округу: у дома Марров начала собираться толпа – благодаря душераздирающим воплям Мэри: ей почудилось, что кто-то из пострадавших еще жив и его может спасти неотложная медицинская помощь, но все решают буквально секунды. Смельчак-сосед распахнул входную дверь. Первыми, громко переговариваясь, в дом вступили ночные сторожа – и душераздирающее зрелище ошеломило их настолько, что они разом лишились дара речи. Разыгравшаяся драма была ясна без всяких слов – от начала и до конца, во всей последовательности своего развития, до итога ее. Установить личность убийцы не удалось: некого было даже заподозрить. Имелись, однако, основания полагать, что преступником мог быть только человек, близко знакомый с Марром. Он оказался внутри магазина уже после того, как хозяин запер дверь. При этом резонно отмечалось, что Марр, предупрежденный ночным сторожем, наверняка проникся сознанием опасности – и из чувства самосохранения, безусловно, с тревогой воспринял бы появление в столь поздний час подозрительного незнакомца, переступившего порог лавки с уже опущенными ставнями и отрезанной тем самым от сообщения с внешним миром. Отсутствие всяких признаков того, что Марр действительно был обеспокоен, несомненно, указывало на обстоятельство, которое усыпило бдительность Марра и фатальным образом лишило его осмотрительности. Таким обстоятельством могло быть только одно: Марр хорошо знал убийцу в лицо – и тот не внушал ему ни малейшей боязни. Эта исходная посылка, служившая ключом к разгадке тайны, помогала без труда нарисовать дальнейшее развитие событий: перипетии трагедии становились ясными как Божий день. Убийца, в чем нет ни малейших сомнений, бесшумно открыл входную дверь и прикрыл ее за собой с той же осторожностью. Затем направился к прилавку, на ходу обмениваясь обычными дружескими приветствиями с беззаботно настроенным Марром. Подойдя к прилавку вплотную, вошедший попросил хозяина показать ему пару грубых хлопчатобумажных носков. В тесной лавке Марра, где и повернуться-то было негде, ломать голову над удобным размещением товара особенно не приходилось.

Убийца наверняка хорошо изучил, какие товары где хранились: он уже заранее удостоверился в том, что для извлечения требуемой коробки Марру потребуется развернуться спиной и, обведя глазами одну из верхних полок, снять коробку с высоты приблизительно восемнадцать дюймов. Эти телодвижения устраивали злоумышленника как нельзя более: едва только Марр, обратив к нему беззащитный затылок, занялся поисками, убийца внезапно извлек из-под широкого плаща увесистый молоток судового плотника и одним-единственным мощным ударом лишил жертву всякой способности к сопротивлению. Поза убитого красноречиво свидетельствовала о происшедшем. Марр рухнул на пол, естественно, по ту сторону прилавка – положение его рук подтверждает высказанную мной догадку. Вполне вероятно, что первый же предательски нанесенный удар навсегда отнял у жертвы и сознание. Неизменной отправной точкой разработанного убийцей плана, его rationale [разумным ядром (лат.)], последовательно им осуществлявшегося, являлось оглушение жертвы парализующим ударом по голове, который вызывал достаточно длительное бессознательное состояние. Этот начальный шаг, успокоив убийцу, значительно облегчал ему дальнейшие действия. Тем не менее, поскольку жертвы могли прийти в себя, что повлекло бы за собой самые нежелательные для убийцы следствия, Уильямс взял за правило, в интересах полной завершенности, перерезать своим жертвам горло.

Все произведенные им в доме Марров убийства строго соответствовали единому образцу: сначала – ударить по черепу, дабы обеспечить гарантию от немедленного возмездия, затем – полоснуть по горлу, дабы облечь содеянное вечным молчанием. Далее события, судя по оставленным следам, развивались следующим образом. Падение Марра, очень вероятно, сопровождалось глухим неясным шумом, который, при запертой наглухо наружной двери, никак нельзя было принять за уличную потасовку. Однако тревога у находившихся в кухне возникла, вероятнее всего, только когда убийца принялся перерезать глотку жертве. Чрезвычайная теснота пространства за прилавком мешала, если учесть необходимость спешки, добраться до горла беспрепятственно: чудовищную операцию вынужденно пришлось осуществлять урывками, в несколько приемов; глубокие стоны заставили домочадцев встрепенуться и броситься по лестнице наверх. Предвидя это единственно возможное осложнение, убийца заранее подготовил способ, как отразить угрозу. Миссис Марр и подручный, с проворством молодости, оба кинулись, естественно, к выходу: будь Мэри дома, втроем они наверняка спутали бы карты убийцы, и вовсе не исключено, что кому-нибудь из них удалось бы выскочить на улицу. Но чудовищные удары молотка по головам застигли юную женщину и подростка на полпути к цели. Оба простерлись на полу без чувств на самой середине лавки – и, едва только это произошло, проклятый негодяй, склонившись над телами, пустил в ход свою бритву. Беда заключалась в том, что порыв сострадания к несчастному супругу совершенно ослепил миссис Марр: заслышав его стоны, она упустила очевиднейший путь к спасению – ей и мальчику кинуться к задней двери и выбежать на открытый воздух через черный ход: само по себе это было очень важно; к тому же там куда легче было сбить с толку и задержать убийцу из-за необычайной тесноты в помещении лавки.