Читать книгу "Лёка. Искупление - Эдуард Верин"

Наконец ветка перестала качаться. Не так уж много осталось дела… Прежде всего надо, чтобы в петлю пролезла голова. Так, это сделано. Теперь привязать второй конец веревки – тот, что без петли, – к дереву. Здесь была проблема – веревка длинная, и если привязать не так, как надо, можно шлепнуться на землю до того, как петля затянется на шее. Лёка прикидывала так и этак, но мысли все еще путались. В итоге Лёка решила махнуть на все рукой и закрепить конец веревки так, как получится. Она закрепила конец, навязала сразу несколько узлов – чтобы наверняка – и осталась довольна.

Потом она встала и выпрямилась. Холодный ветер покачивал ветку и трепал Лёкины волосы. Она еще раз с деловым видом осмотрела петлю, еще раз проверила, легко ли затягивается узел. Просунула в петлю голову…

– Эй, девка! Ты что – с ума сошла?! – донеслось снизу.

Лёка глянула вниз – к ней бежали два оборванных мужичка.

Это означало, что времени нет совсем. Ей могли помешать.

И она прыгнула с ветки вниз.

По ее расчетам, спустя миг петля должна была затянуться и сильный рывок – сломать шею. Но случилось не так – падая, Лёка зацепилась низом куртки за одну из ветвей.

Эта ветка спасла Лёке жизнь. Петля-то затянулась, Лёка повисла, но повисла не только в петле, но и на куртке. Куртка затрещала, но не порвалась. Тело Лёки обрело две точки опоры, и вес распределился между этими точками почти поровну. Петля сдавила шею, сдавила очень сильно, но не настолько сильно, чтобы убить.

Спустя несколько секунд Лёка поняла, почему смерть от удушья считается одной из самых тяжелых – ей было безумно больно. Разрывались легкие, разрывалось раздираемое веревкой горло. Она лихорадочно пыталась вдохнуть, но не могла. То есть воздух в легкие проникал, но совсем немного, капельку. И жизнь не жизнь, и смерть не смерть.

Перед глазами плясали красные и зеленые круги. Обе руки Лёки были свободны, и она вцепилась ими в веревку на шее, но сил не было. Она отчаянно дергалась и хрипела. Дергаясь, она постепенно затягивала петлю сильнее, но перестать дергаться Лёка не смогла бы, даже если б и захотела.

Сердце вырывалось из груди, отчаянно тошнило, слезы лились из глаз, сопли из носа, холодный пот выступил по всему телу. Краем сознания она поняла, что обмочилась и даже обгадилась, но это совершенно не тронуло ее. Глаза с каждой секундой болели все больше и больше – Лёке показалось, что они сейчас вылетят из глазниц.

Минуту назад она даже не представляла, что человеку может быть настолько больно!

Между тем мужички подбежали к ней. Их было двое – один старик, а другой совсем юноша. Их лица были обезображены частым употреблением спиртного.

Молодой подбежал первым, но делать ничего не стал, а остановился, оторопело глядя на дергающуюся в петле Лёку.

– Петька, ты чего стоишь? – прохрипел старик. – Хватай ее снизу, а то петля затянется, и все, кранты!

– Как хватать-то? – не понял молодой.

– Вот так!

Старик подбежал к Лёке. Ее ноги болтались в воздухе, колени были на высоте лица старика. Он подхватил Лёку за ноги и попытался приподнять ее вверх – чтобы вес тела приходился не на шею в петле, а на его руки.

Лёка же ничего не замечала и не понимала. Она крутилась, дрыгала ногами, лягалась… У старика никак не получалось хорошо ее придержать – ее ноги то и дело вырывались из его рук. Снова и снова трещала ветка, державшая Лёку за куртку. Момент, когда эта ветка сломается, должен был стать последним моментом Лёкиной жизни.

– Чего стоишь?! – крикнул старик юноше. – Лезь на дерево!

– За каким хреном? – не понял тот.

– Веревку перережь, башмак! Она же задохнется сейчас!

На этот раз юноша понял и начал быстро карабкаться вверх по дереву. Залезать на верхушку он не стал – как только его плечи оказались выше головы Лёки, он сразу вынул из кармана перочинный нож. Достать веревку было легко – стоило только протянуть руку.

Юноша принялся перерезать веревку. Это оказалось делом непростым – натянутая как струна веревка не поддавалась тупому ножу.

Наконец раздался треск, веревка оборвалась – и Лёка рухнула вниз прямо на старика.

Они упали оба. Юноша продолжал сидеть на дереве.

– Петька, слазь! – прокричал снизу старик. – Вот бестолочь! Петлю срежь у нее с шеи!

Действительно – Лёка была на земле, но ей не стало легче. Петля врезалась в кожу и все еще продолжала сдавливать ей горло.

Петька спрыгнул с дерева, подбежал к Лёке и резанул ножом по узлу.

Петля распалась, остатки веревки упали на землю.

И тут же Лёку стало рвать. Она лежала на боку, одновременно плача, кашляя и извергая наружу вонючую желтую жижу.

– Чего стоишь, Петька? – вновь недовольно прикрикнул старик. – Беги за водой, а то щас в грызло дам, чтоб кумекал быстрее! Не видишь – ей попить надо!

– Так в чем же я ее принесу, воду? – не понял Петька. – Ни стакана, ни бутылки нет!

– Бутылок в урне – море! – отрезал старик. – А урны вон там! Возьми бутылку, какая почище и побольше! А воду на автовокзале, в сортире наберешь!

Петька потоптался немного, с ужасом глядя на блюющую Лёку, потом быстро пошел по направлению к автовокзалу.

Он вернулся минут через пятнадцать. Лёка уже не блевала и даже не лежала – она сидела, поджав колени к груди и обхватив их бескровными руками. Ее продолжало трясти. Слезы все еще текли по щекам.

Старик сидел рядом и ласково увещевал ее. Во время разговора он часто переходил на феню – блатной жаргон. Его руки с синими татуированными перстнями на пальцах – руки бывалого «сидельца» – говорили о том, что на фене этот человек изъяснялся многие годы.

– Ну что ж ты, доча! – говорил старик. – Разве ж так можно?! Что ж ты такое намутила?

Лёка громко всхлипнула.

– Я… Я не хочу жить! – просипела она. – Я ребенка своего убила! Я пьяная была и оставила его на улице. А он замерз. Он ведь совсем ма-а-аленький!

Последние звуки заглушили рыдания, которые тут же перешли в лающий кашель. Лёка схватилась рукой за горло, на котором был отчетливо виден сине-багровый след от веревки.

– Петька, чего стоишь! Воды дай ей! – приказал старик.

Петька отдал Лёке воду, а сам отошел подальше, чтобы не слышать отвратительного запаха, который исходил от спасенной ими девушки.

– Ребеночек замерз? – сказал старик, глядя, как Лёка пьет воду. – Хреновые дела, доча, но в петлю все равно лезть не надо! Отмочила ты, конечно… Грех это, что и говорить… Только Бог… В общем, простит Он тебя! Сердце у Него большое…

Лёка оторвалась от бутылки и подняла на старика мутные, красные, воспаленные глаза.

– Я не хочу! – прохрипела она. – Я не хочу, чтобы меня прощали! Я… Я хочу, чтобы Он меня наказал! Я умереть хочу! Я хуже всех. Я Данечку своего убила-а!..