Читать книгу "Индейская комната - Серж Брюссоло"

Но Сара чувствовала, что они совсем не верят в виновность клана Морисеттов.

Вот тогда она совершила вторую ошибку: рассказала о Питере Билтморе, свиноводе, и его безумном предложении.

— Он хотел, чтобы я продала ему Тимми, — бормотала Сара. — Предлагал мне деньги. Он хотел его купить… для своей жены!

Оба типа покачали головами, не проявив большого энтузиазма по поводу новой версии. Им что ни скажи, все равно останутся холоднокровными, как замороженная рыба. Вежливые, сдержанные, противники всякой горячности.

Они сходили к Билтмору. Фермер отрицал все от начала и до конца, обвинив Сару в паранойе. Он говорил, как честный, добропорядочный фермер о бродяге, живущей в дикости за закрытой решеткой зоопарка!

Именитые горожане Хевен-Риджа поддержали свиновода. Кроме того, было общеизвестно, что Сару Девон навещала только Мегги Хейлброн, сумасшедшая с ивового холма. «Два сапога пара», — повторяли свидетели, понимающе улыбаясь.

— У нас небольшая проблема, мисс Девон, — объявил вечером агент Колхаун, усаживаясь напротив Сары. — Питер Билтмор имеет по поводу вашей встречи совсем другую версию, и она сильно отличается от вашей. Я бы хотел дать вам послушать запись.

Он протянул руку и включил маленький магнитофон, поставленный в центр стола. Гнусавый голос фермера доносился из микрофона и походил на голос домового, сидящего в спичечном коробке.

— Я действительно заходил к этой женщине, — рассказывал свиновод, — чтобы предложить ей отдать ребенка на наше полное обеспечение… У меня были причины так поступить. Основательные причины, и моя жена это подтвердит. Мы думали, она плохо обращается с ребенком… что она его бьет. Это было всем ясно, стоило только посмотреть на руки и ноги малыша. Бедный малый был весь в синяках. Я, конечно, вмешался в дело, которое меня не касается, но ведь я был уверен, что, забрав к себе ребенка, смогу защитить его от матери. Вот. А вопрос о том, чтобы «купить» мальчика, как утверждает эта женщина, никогда не стоял! Я надеялся, что малыш, привыкнув к моей жене, в конце концов расскажет, что мать его била.

Колхаун выключил магнитофон.

— Марк Фостер, хозяин магазина, как и многие его клиенты, подтвердил, что у Тимми часто видели синяки на теле, — сказал федеральный агент, делая вид, что просматривает записи. — Некая миссис Уолтерс мне заявила: «Бедный малыш был всегда такой грустный. Его мать запрещала ему заходить внутрь магазина, без сомнения, чтобы другие покупатели не заметили раны, покрывавшие ребенка». Что вы на это ответите?

Сара молчала, оцепенев; бледная, с дрожащими губами, она не могла выдавить из себя ни слова. «Я должна ответить, — подумала она в панике. — Я должна ответить, или они посчитают, что уличили меня».

Но слова застряли в горле. Когда она начала говорить, вместо связных фраз у нее вырывалось какое-то бормотание.

— Тимми не сиделось на месте, — начала она. — Он играл, прыгал, карабкался, падал… я не могла заставить его сидеть спокойно на стуле. Он мальчик четырех лет, полный энергии… ему необходимо много двигаться. Я полагаю, что синяков у него было не меньше и не больше, чем у других детей его возраста.

Сара пыталась сохранить спокойствие, не выходить из себя. Если позволить гневу взять верх, думала она, если обрушиться на Билтмора и торговку из Хевен-Риджа, то у этих двух агентов создастся впечатление, что они имеют дело с женщиной, страдающей острой паранойей. Этого надо было избежать любой ценой.

— Я здесь чужая, — очень тихо объяснила Сара. — Непросто матери-одиночке, приехавшей из города, вписаться в деревенскую среду. Вы это знаете так же хорошо, как и я.

— Но грустный вид ребенка? — настаивал Колхаун. — Как вы это объясните?

— Он скучал, — сказала Сара. — Хотел, чтобы мы вернулись в Лос-Анджелес. Он жаловался, что у него нет друзей.

Поймав себя на том, что говорит о Тимми в прошедшем времени, она в ужасе замолчала. Почему она это сделала? Специальный агент тоже не мог этого не заметить. Какие выводы он мог сделать?

Почему в прошедшем времени? Может быть, в подсознании у нее уже отложилось, что смерть Тимми — дело решенное?

— Все это неприятно, — вздохнул Колхаун. — Мы вынуждены просить вас встретиться с одним из наших психологов, чтобы снять с вас тяжкие обвинения. Это простая формальность. Не смотрите на разговор с психологом как на несправедливость.

Сара кивнула головой, чтобы не отвечать. Она боялась, что если откроет рот, то расплачется.

* * *

На следующий же день газеты с оскорбительными заголовками появились на прилавке магазина. Первая полоса местной газеты кричала: «Второе похищение в Хевен-Ридже. Мать подозревают в дурном обращении с ребенком. По некоторым слухам, нельзя исключать возможности детоубийства, представленного как похищение… Клевета или серьезный след?»

Сара была готова увидеть нечто подобное, но упала в обморок, не дочитав до конца огромного заголовка.

Очнулась она в своей кровати под холодным взглядом агентов Колхауна и Миковски. Ей сообщили, что психолог из их ведомства желает с ней побеседовать.

Психологом, срочно направленным Федеральным бюро, оказалась женщина лет пятидесяти, худая и сдержанная, с седыми волосами. Она была одета в костюм, купленный у Блумингдейла, и явно плохо перенесла путешествие. Беседа началась с бесконечно долгих тестов, которые подвергли нервы Сары тяжелым испытаниям. Ее старались заманить в ловушку, и она понимала это. Сара вдруг превратилась из жертвы в преступницу. Такой поворот событий не мог ее утешить. Как нужно себя вести? Нужно ли кричать, бушевать, протестовать, рискуя утвердить наблюдателей в мысли, что она не в своем уме? «Но если я останусь спокойной, — подумала Сара, — то они увидят во мне бесчувственную психопатку».

Задача казалась неразрешимой.

Наконец психолог, которую звали Нив О'Патрик, вытащила из своего кейса детские книжки Сары, опубликованные в течение последних четырех лет, и разложила их перед ней. Страницы книжечек, иллюстрированных яркими рисунками, были переложены закладками.

— Я обнаружила в ваших произведениях некоторые повторяющиеся темы, которые стали для вас почти навязчивыми, — объявила женщина. — Джо, кролик, унесенный Фрацци-лисом… Бемби — слон, побитый своим вожаком, как и горилла Денвер из Маленького цирка монстров. Зачем эти повторяющиеся телесные наказания? Ваши родители вас били?

Саре хотелось расхохотаться. Если бы эта женщина знала Джона Латимера и Сесилию, какими нелепыми показались бы подобные обвинения!

— Дети, которых бьют, становятся взрослыми, превращаясь в жестоких родителей, — говорила Нив О'Патрик. — Они не представляют себе другого воздействия на детей, и это становится для них проклятием, от которого невозможно избавиться. В некотором роде они не отвечают за то, что делают.

— Вы хотите меня убедить, что я плохо обращалась со своим ребенком, потому что мои родители меня били? — забеспокоилась Сара, вцепившись ногтями в стол. — Если бы вы знали моих родителей, то такая идея показалась бы вам глупой.