Читать книгу "Тайна, приносящая смерть - Галина Владимировна Романова"

– Ешь! Что, правда три дня голодала?

– Ну не совсем три... Подбирала крохи, которые остались. Удивляюсь даже, чего он не шел... С ним все в порядке? Жив-здоров в смысле?

– Конечно. С города приехал вчера часов в десять, Маринка сказала, что как в воду опущенный.

– Ага, так она сказала! – фыркнула недоверчиво Таня с набитым ртом. – Она скажет так, что уши свернутся! Жив, значит... А чего же тогда про меня забыл?

– Не знаю. – Саша подобрала с тарелки корочкой хлеба остатки глазуньи, дожевала помидор, убрала свою посуду в раковину. Вернулась к столу. – А что это он тебя под домашний арест определил, Тань?

– Точно ты сказала, под арест! – покивала Вострикова, без устали таская в рот кружочки колбасы. – Пришел в то утро, когда маму твою нашли мертвой, а у меня морда вся расцарапанная. Он мне и предъявляет: ты, говорит, убила? Я на него глаза поставила и не пойму, чего он лопочет! Потом уж объяснил...

– И что он объяснил? – осторожно поинтересовалась Саша.

Она теперь решила во всем соблюдать осторожность. Во всем и со всеми, включая Степаныча.

Вчера, к примеру, не проявила этой самой осторожности, и что? И результат не заставил себя долго ждать. К вечеру деревня гудела, как улей, наверняка. Обсуждали новую версию убийства Мани Углиной, обвиняя своими длинными языками во всем ее дочь.

Не просто же так Лялька брякнула? Не просто! Она же печатала Бабенко бумаги для городской милиции? Печатала. Значит, прочитала в них что-то такое, что дало ей повод назвать дочь покойной убийцей. И теперь на нее станут пальцами показывать, если вообще не арестуют.

А будь она осторожной и воздержись от вопросов, от оскорблений в адрес Ляльки, да и вообще не пойди она у Маринки на поводу и не последуй за ней к школе, ничего бы этого не было.

– Он сказал, что под ногтями твоей мамы, теть Маши то есть, были обнаружены частички кожи. Значит, она кого-то сильно расцарапала перед смертью. А расцарапала-то она меня в тот вечер, Сашка! – закончила на плаксивой ноте Татьяна и глянула на хозяйку с настороженностью побитой собаки.

– Тебя?! А... А когда?!

Саша растерялась, не зная, что нужно говорить в таких случаях, что делать? Накричать, обругать, выставить вон? А чего добьется? И Таня сама пришла, сама начала рассказывать о том, что для Саши было тайной за семью печатями. Она вот и не знала, что мама кого-то поцарапала. Сообщил все тот же Бабенко, что маму задушили, и все. А что она кого-то расцарапать успела перед смертью, нет, этого не знала. Ах да, еще ей давали опознать крохотный предмет, по виду напоминающий золотой. Малюсенькая такая безделица, непонятно что собой представляющая. Не кольцо будто бы, не брошка, не серьга. Так вот про эту самую безделицу рассказали, что будто бы мама ее в руке сжимала. То есть успела, падая, сорвать ее с убийцы.

Хотя, может, и не убийца тот был вовсе. Таньку вон из-за расцарапанного лица тоже пытались обвинить.

– То есть ты хочешь сказать, что участковый скрыл тот факт, что вы с мамой поссорились? Скрыл от милиции? – уточнила Саша, выслушав подробный рассказ Татьяны о том, как ее мама пришла к ней в гости накануне своей смерти.

– Я... Я не знаю! – пожала та плечами, отодвинула пустую тарелку, сыто выдохнула: – Уф! Спасибо тебе, Саня, за ужин. Думала, что не наемся никогда... А говорил кому Степаныч про нашу с ней ссору или нет, про это не знаю.

– Видимо, не говорил, раз всем по ушам ездит, что ты в город подалась.

– Да?! Так и говорит?

– Так и говорит, – закивала Саша. – Значит, тебя он ни разу не заподозрил, а меня...

– Что? – Таня увела взгляд в сторону и как-то уж слишком стремительно метнулась к плите и по-хозяйски принялась хлопотать с чаем. – А тебя что?

– А я знаю! Пошли сегодня с Маринкой к школе...

Саша, опуская ругательства продавщицы, рассказала про сегодняшнюю прогулку на школьный двор. Про то, как Лялька долго не открывала, заставив их нервничать. А когда открыла, то уж лучше бы и не делала этого. Надменная, агрессивная, таинственная вся какая-то. Но от этого не менее привлекательная. И платье на ней как будто новое. Не видела ее Саша в нем перед этим ни разу.

– Что уж там давал ей печатать Бабенко, я не знаю, но она так вот и заявила, – закончила она рассказывать.

– И теперь тебя обвиняют в том, что ты убила свою мать?! – Татьяна, удрученно наблюдающая за синим огнем, облизывающим днище чайника, со вздохом закончила: – Если уж тебя за обычную ссору с матерью пытаются обвинить, то что будет со мной, когда узнают, что она мне тем вечером лицо расцарапала?!

– Кто узнает и как? – фыркнула Саша и полезла в шкаф за чашками. – У тебя уже почти все зажило. Осталась на переносице глубокая царапина, и все. Незаметно ничего.

Чистых чашек почти не осталось. Она забывала просто-напросто их мыть, тенью бродя по дому. И, выпив чаю или кофе, автоматически ставила чашку в раковину. Там их уже с дюжину набралось. Были еще и тарелки с засохшими краями от какой-то каши. Даже не помнила, какую кашу ела, вот чудеса! Неужели что-то варила в эти дни? Даже не верится. Вернее, не помнится.

Пришлось доставать две чайные пары из серванта в большой комнате. Этот дорогой сервиз мама купила сама себе ко дню рождения. Он редко когда доставался. В основном по праздникам или когда гости приходили. Сейчас, кажется, был как раз тот самый случай. К ней в гости пожаловала Татьяна Вострикова. Как именно расценивать ее визит, Саша пока не знала.

Что послужило ему причиной: страх, желание выгородить себя или обычный голод? Почему она пришла именно к ней, а не пошла, скажем, к тому же Бабенко? Он ведь взял над ней шефство, огородил от всяческих разговоров с милицией, укрыл, спрятал под замком. Почему Таня не пошла к нему?

– Да была я у него, – махнула она рукой на Сашу и сняла засвистевший чайник с плиты. – Давай чашки... Нет его дома. Окна темные. Стукнула пару раз в окошко, думала, может, спит. Нет, не открыл. Где носит?.. Ты с сахаром? А я с вареньем, если можно?

– Можно, – разрешила она с запинкой.

Варенье было клубничным, этого года. Варила его мама из того, что удалось набрать с огорода. Скудно плодилась в этом году клубничка, пожухла вся от жары. Получилось всего два литра. Мама разлила варенье в четыре пол-литровые банки, на капроновые крышки натянула красивые бумажные колпачки в виде старомодного капора с ажурными краями, перевязала атласной бечевочкой.

– Пускай на полке стоит. В подвал, что ли, опускать четыре баночки? А так красивенько получилось, как в рекламе...

Банки в ажурных колпачках с атласными бантиками и правда красиво пузатились на полке, стоя в рядок. И Саша сама ни за что не осмелилась бы их распаковать, так бы и стояли. Но Таня попросила, отказывать было стыдно.

– Очень вкусно, – облизала столовую ложку, которой накладывала варенье себе в чашку, гостья. – Необычайно. Теть Маня варила?