Читать книгу "Александра: единожды солгав - Алла Демченко"

— Я не согласен. Я, конечно, не силен в вашей женской моде, но мне кажется, она меняется у вас несколько раз в году. Может, именно в том году в тех нарядах, Кристина была самой модной дамой.

— Павел, мода и стиль — это разные вещи. Скажи, ты можешь явиться на свою работу, скажем, в потертых джинсах, хотя это модно?

— Ну, ты сказала. Это ж на работу.

— Вот видишь, ты сам себе противоречишь. Ходить в костюме тебя, по — большому счету, никто не принуждает. Но, ты же ходишь. И все потому, что костюм — это твое мироощущение.

— Значит, мир я ощущаю посредством костюма?

— И не только ты. Не сбивай меня с мысли!

Стрельников слушал ее с удовольствием. Он пребывал в состоянии блаженного счастья, когда все ясно и нет никакой недоговоренности. Недоговоренность он не терпел всеми фибрами души. Он готов был сколько угодно, слушать о костюмах, модах, тенденциях и направлениях, только б Саша была вот так рядом, и не было больше никаких недоговоренностей.

— Меня еще одно настораживает. В альбоме собраны фотографии от момента беременности Кристины и до тех пор, пока девочке не исполнилось пять лет. А потом — все. Счастливой семьи не стало. Ни одной фотографии до самой смерти Кристины, то есть без малого два года. Как это объяснить?

— Ну, ты придумала. Все уже давно перешли на цифровые носители. Ты, к примеру, когда последний раз делала фотографии?

— Давно. Но не в этом дело.

— Точно так и Лунины. Ты в компьютере Лунина фотографии не искала? — со смехом спросил Стрельников.

Логичное объяснение Стрельникова, разрушило только что родившуюся теорию. Саша посмотрела на доводы со стороны. Доводы не выдерживали критики. Только Кристина была определенно хорошей матерью и не сфотографироваться с дочерью за два года, бросив вести альбом, она не могла. Если это была, конечно, она…

— Кристина была хорошей любящей матерью, — продолжила свои размышления Саша. — У нее очень прочная связь с ребенком. Так чаще бывает с девочками. Мальчики быстрее энергетически отрываются от матери. А потом, взяла и бросила больного ребенка, оставив Настю на бабушку. Как такое объяснить?

— Не знаю.

— Вот и я не знаю. И сны мне снятся совсем не понятные. Я думаю, что возле Насти в последнее время была неКристина.

Солнце последними лучами касалось верхушек деревьев. Еще немного, и луг окажется в густом тумане. Закат поистине был сказочный.

— Саша, младенца подменить, чтобы мать не заметила — невозможно, если женщина вменяема. — Стрельников вернулся к прерванному разговору. — А ты говоришь о взрослой женщине. Если б вместо тебя, мне подсунули другую женщину, ты думаешь, я бы не заметил подмены? Ты это хочешь сказать?

— А, почему ты думаешь, что Лунин ничего не заметили? Можно ведь и солгать.

Стрельников обернулся и посмотрел на Сашу. Говорила она без тени сомнения, совершенно серьезно.

— Паша, я вижу возле Насти женщину. Я периодически вижу ее силуэт. Это понимаешь, как тень. Ученые проводили эксперименты. Выбирали дерево и срезали у него самую большую ветвь, а потом фотографировали специальной оптикой. На фотографиии эта ветвь была, словно ее и не срезали. Вот так и у Насти с матерью. У них очень тесная и прочная связь, поэтому девочка воспринимает мать, как живую и в смерть ее не верит. Ее болезнь — своеобразная защита от этого несправедливого мира. Нет справедливости — нет жизни. По — другому, я ее состояние не могу объяснить. А вот с матерью совсем ничего не понятно.

— Саша, что может быть не понятно, если женщина умерла. Тому есть все доказательства.

— Правильно. Только в моем мозгу друга картинка, все так, как будто Кристина еще жива. Понимаешь?

Стрельников честно мотнул отрицательно головой.

— Кристина умерла. Есть свидетельство о смерти и могила на кладбище.

Стрельников обнял ее за плечи и думать дальше о Луниных Саша не стала. Два дня выходных пролетели с космической скоростью. В понедельник рано утром, Стрельников уехал в Москву.

Глава 14

В частной клинике профессора Степанкова, Саша появилась, как и договаривалась в десять утра. О причине своего визита она предпочла по телефону не говорить. Виной всему был очередной сон. Все пережитое, не давало покоя не только ей. Странные, ничем не объяснимые перемены Саша заметила и в девочке.

— Ты, домой заезжала? Стрельникова обрадовала? Как он тебя еще терпит?

— Он меня не терпит, а любит.

Унять выражение счастья Саша не смогла. Оттого, усевшись в кресло напротив Степанкова, не удержалась и засмеялась.

— Конечно, любит. Я тебе, о чем говорил, забыла?

— Ты, Степанков, если мне не изменяет память, говорил о полигамности, присущей мужчинам для сохранения рода человеческого. Только, заметь, демографические показатели, при вашей растущей полигамности, не повышаются. И еще, я соскучилась по этим стенами.

Саша вдохнула воздух, пахнущий кофе, дорогим одеколоном и еще чем — то терпким.

— Но я по делу. Только ты предупреди свою «ассистентку», — Саша не преминула пустить шпильку в адрес Степанкова — чтобы нас не беспокоили. И выслушай меня внимательно. Договорились?

Миг веселья прошел и Саша собралась с мыслями. Но договориться со Степанковым не получилось. Она коротко, у выстроенной логической последовательности, так чтобы Степанкову сразу стало все понятно, попыталась объяснить свои предположения болезни Насти.

— …Мы должны разобраться в женщинах, живших в доме Луниных.

Степанков, снял очки, и во все глаза смотрел на Сашу.

— Ты, вообще, соображаешь, что говоришь? Ты себя слышишь со стороны?

— Юра, пока не разберемся, девочке мы ничем не поможем. А время идет. И если, мы сейчас еще можем восстановить движения и речь, то со временем… Ну, что я тебе рассказываю. Настя все знает. Мне надо только, чтобы методику, о которой ты говорил, ты испытал на мне. Я читала о ней. Я глазами Насти увижу все, что привело ее к болезни.

— Нет. Даже не проси. Ты представить себе не можешь, во что это может вылиться для тебя! А как Настя все это переживет! Ты о девочке подумала?

Степанков резко поднялся с кресла и стал мерить шагами кабинет. Нет и еще раз нет. Толи Степанков не был уверенный в своих возможностях и боялся за последствия, толи не до конца не верил полученным результатам — Саша не знала. Невзирая на все доводы и уговоры, длящиеся уже полчаса, Степанков непреклонно стоял на своем. Никакого сеанса трансперсональной терапии он проводить не будет.

К этой тяжелой духовной практике Степанков прибегал давно и то, скорее, из чисто обывательского интереса. Затраченные силы не оправдывали результата.

В принципе, все правильно. Но, если б у нее был другой выход, Саша встала б с кресла, ставшим неудобным и, действительно, прислушалась к совету Степанкова — поехала б домой. Но, Степанков был единственным человеком, который мог помочь. Это был выход, пусть не имеющий никакого научного объяснения и не вписывающийся в медицинские каноны.