Читать книгу "Под музыку моря - Линдсей Армстронг"

Что Мейрид привлекала его и волновала? Потому что была более загадочной, чем Мейзи? Но что было у нее на уме? Не был ли он, до сих пор, опутан шелковыми сетями?

Не продолжает ли она все еще любить Тима?

Он стиснул зубы.

— Мейзи, давай подождем до окончания срока твоей беременности. Пусть будет все по порядку. Мы сделали то, что должны были сделать, и оба нуждаемся в передышке.

Она посмотрела на туфли, которые держала в руке.

— Конечно. Спокойной ночи, Раф.

Он смотрел ей вслед, и ему нестерпимо хотелось остановить ее, отбросив все условности. Но вместо этого Раф пересек комнату, плеснул бренди в бокал и уставился в его янтарную глубину.

Спустя два месяца они уже жили в доме, где, только что, закончился ремонт.

Мейзи, сидевшая за фортепиано, вдруг закрыла лицо руками, и слезы хлынули из ее глаз. Пес, свернувшийся на полу рядом с ней, поднялся и положил морду ей на колени. Это был шестимесячный щенок колли, которого она назвала Весли, а коротко Вес.

Это был живой пример того, что сделал ее муж, чтобы доставить ей удовольствие. Было и многое другое.

Раф поселил в доме помощницу по хозяйству, чтобы Мейзи никогда не была одна. У сорокалетней, незамужней Грейс Харди был опыт по уходу за детьми. Мейзи вскоре подружилась с ней, обнаружив, что у них два общих увлечения: Грейс обожала готовить и любила музыку, пела в хоре.

Мейзи подружилась и с садовником и часто работала под его руководством в саду.

«Мэри-Лу» стояла теперь у пристани возле дома, и они иногда устраивали роскошные выходы в море, всегда в обществе Сони и ее детей.

Соня — и Мейзи верила, что это было не только в угоду брату, а из искренней привязанности, — стала ее близкой подругой. Они вместе ходили по магазинам, в кино и на концерты, вместе обедали в уличных кафе. Иногда приглашали друг друга в гости. Мейзи давала Сесилии уроки фортепианной игры и часто оставалась с детьми.

Она познакомилась с Лаэмом, мужем Сони, который ей тоже очень понравился. Мейзи лишь недоумевала по поводу того, что заставило Соню расстаться с ним.

Мейзи не сомневалась, что новость о ее беременности была встречена хорошо. Ей только очень хотелось спросить Рафа, знают ли его родственники о том, кто отец ее будущего ребенка. Но поскольку никто и никогда не упоминал при ней имя Тима Диксона, Мейзи подумала, что Раф закрыл для себя эту тему, и решила сделать то же самое.

История с островом Тонга никогда не всплывала. Как и предсказывал Раф, как только было объявлено об их женитьбе, эта история сразу стала малоинтересной для газетчиков.

Мейзи не оставляла и занятий музыкой. Она наняла преподавателя и с энтузиазмом принялась готовиться к диплому магистра.

Вроде все было в порядке. Но сейчас, на восьмом месяце беременности, она сидела за фортепиано, и ничто ее не радовало.

Причина была одна — Раф.

Да, он был добр, интересовался ее жизнью, но Мейзи чувствовала, что между ними — каменная стена, и это доставляло ей почти нестерпимую боль.

Он редко бывал дома, но, даже находясь в Брисбене, не всегда ночевал в доме, а пользовался своей квартирой, доставляя Мейзи новое мучение. Может быть, у него была любовница, а если и так, разве она могла осуждать его?

Конечно, она не нужна ему вот такая — грузная, расплывшаяся и неповоротливая. Да и кому бы она была нужна?

Ни детская комната, которую они с Соней декорировали, ни покупка детских вещей, даже мысли о малышке — ничто не помогало ей. И Мейзи начала задумываться о том, годится ли она, вообще, для роли матери.

Она все больше осознавала, что как мать-одиночка испытывает страшное духовное одиночество, даже при той беззаботной жизни, которой жила. Никто не мог восполнить отсутствующее звено — необходимую духовную связь с отцом ее малыша, — и это делало ее такой одинокой.

— Эй, кто-нибудь есть дома?

Мейзи поспешно вытерла лицо, а Вес встал, тявкнул и завилял хвостом.

В кабинет, превращенный в музыкальный салон, вошла Соня, которая, несмотря на бодрый голос, выглядела осунувшейся.

— Что случилось? — спросила Мейзи.

— Ничего. Я в полном порядке. — Соня потрепала Веса и добавила: — Что мне сейчас нужно, так это выпить чего-то крепкого.

— Садись. Сейчас налью. — Мейзи встала, взяла хрустальный стакан, плеснула в него бренди и протянула Соне. — Что произошло?

Соня отпила глоток и хмыкнула.

— Лаэм попросил дать ему развод, — сказала она, и слезы потекли по ее щекам. — Я сама во всем виновата!

— Почему? — мягко спросила Мейзи.

— Потому что я дура, — сказала Соня с надрывом. — Только теперь я поняла, что оттолкнула его тем, что никого, даже его, не подпускала к себе слишком близко. Я считала, что могу быть с ним, но держать его на расстоянии. Была убеждена, что он вернется после того, как решил пожить отдельно, надо только немного подождать.

Она судорожно вздохнула.

Мейзи опустилась на скамеечку перед Соней.

— О, Соня, я так сочувствую. Но… почему? Отчего ты стала такой?

Соня грустно сказала:

— Когда растешь в зоне боевых действий, то невольно пытаешься не принимать все близко к сердцу.

Глаза Мейзи округлились.

— Как это? Я не понимаю.

— У моих родителей были бурные отношения, это травмирует, а иногда и страшно пугает ребенка. По-видимому, я, инстинктивно, принимала сторону матери и, подсознательно, решила никогда не попадать в такое положение, как она. — Она пожала плечами. — Став взрослой, думаешь, что все уже осталось позади, но однажды, проснувшись, понимаешь, что ты окружила себя высокой стеной, через которую невозможно пробиться. — Она заплакала. — А теперь все слишком поздно…

Мейзи обняла ее и начала утешать, а когда Соня ушла, села и глубоко задумалась.

Может быть, дочери более чувствительны к такой ситуации в семье? Как взрывные отношения родителей повлияли на Рафа? Не стал ли он таким, как Соня? И не потому ли он, способный так много предложить людям, не находит времени для жены и семьи?

Ведь сказал же он ей однажды, что они с ней, каждый по своей причине, не смотрят на любовь сквозь розовые очки…

— А это значит, — пробормотала она, — что он никогда не полюбит тебя, Мейзи, если ты втайне надеешься на это! Но почему так тяжело?

На этот вопрос у Мейзи не было ответа.

Этому дню суждено было стать днем плохих новостей.

Раф вернулся домой раньше, чем обычно, и застал Мейзи на кухне за приготовлением ужина.

— Что ты делаешь? — спросил он, снимая галстук и резко расстегивая верхнюю пуговицу рубашки.