Читать книгу "Обитель теней - Филип Гуден"

Теперь, пока он лежал на постели, обдумывая результаты поездки, тонкий осколок боли снова начал вгрызаться в левый глаз. Покопавшись в кошельке, он вытащил еще один засушенный листок. Лучше бы заварить его в кипящей воде, но непрестанный дождь и мысль о необходимости обращаться за помощью к необщительному послушнику остановила его. Он сунул лист в рот и посасывал его, ожидая легкой эйфории, которую приносило лекарство. Сквозь сводчатое окно он видел, как тьма отъедает бок у рябого лунного круга. Закрыв глаза, он попытался расслабиться, но сон не шел к нему. В нарастающей тишине чудился слабый, но назойливый звук. Он лежал в темноте, пытаясь объяснить себе его источник. Самое близкое, что пришло ему в голову, — такое поскрипывание издает корабль, качаясь на волнах. Поднявшись, Фалконер подошел к окну, дивясь, уж не появился ли в небе над монастырем один из тех облачных кораблей, о которых ему рассказывали в детстве. Он помнил, как отец, вернувшись от обедни, клялся, будто видел качавшийся в небе корабль, зацепившийся якорем за могильный камень на кладбище. Задрав голову, отец разглядел, как матрос в иноземной одежде обрубает канат, отпуская корабль плыть дальше по небу. Правда, подтвердить свой рассказ отец не сумел. На кладбище не оказалось никакого якоря. Фалконер задрал голову, но увидел только, как тьма понемногу наползает на луну. Тут он снова услышал звук, и понял его причину. Кто-то безостановочно расхаживал по половицам в соседней комнате. В той самой, за окном которой ему померещился призрак.

От луны оставалось все меньше, и ночь становилась все темнее. Джон де Шартре взялся наконец за перо, описывая события последних дней. Ровные черные строчки на девственном пергаменте извещали об исчезновении двух братьев-монахов и о сумасшествии третьего. Все началось две ночи назад, когда брат Мартин и брат Эйдо не явились к вечерней службе. Беглый осмотр монастыря и двора показал, что их нигде нет. Эйдо Ла Зуш был тихий сдержанный юноша, и его отлучка удивила настоятеля. Правда, он отмечал, что молодой человек легко поддавался чужому влиянию.

С братом Мартином дело обстояло совсем по-другому, и, учитывая его историю, Шартре с трудом заставлял себя сообщить о его исчезновении. Особенно теперь, когда обнаружилось сумасшествие брата Питера. Однако, кажется, надо было признаваться. Он опасался, не придется ли признаваться и в более темных делах. Трое юношей явились в монастырь Бермондси разными путями, каждый со своим прошлым (а история Мартина была особенной), но отчего-то быстро подружились. В то время настоятель только радовался, что они вместе учатся и молятся, видимо, черпая силу в своем товариществе. Теперь он не мог понять, с какой стати уверил себя в невинности этого союза. И по-новому взглянул на их дружбу, размышляя, не мог ли кто-то из троих обладать более сильным влиянием на остальных. Больше всего он боялся, что Мартин каким-то образом сбил тех двоих с пути праведного.

«Ныне признаюсь во грехе…»

Настоятель уставился на первую строку письма, адресованного вечности, и не скоро собрался с духом, чтобы закончить признание описанием последнего бедствия:

— А теперь нам приходится иметь дело с его матерью.

Зная, что действие лекарственного листа не даст ему уснуть, Уильям Фалконер решился дать волю любопытству. Он, крадучись, почти бесшумно, подобрался к двери и спустился по лестнице. Между двумя гостевыми комнатами, примыкавшими друг к другу, не было прямого прохода. К каждой с внутреннего двора вела своя лестница. Так что Фалконеру, чтобы выяснить, кто его сосед, приходилось спуститься вниз и снова подняться. И только остановившись у выхода со своей лестницы, глядя на непрекращавшийся ливень, он задумался о том, что у него нет причин нарушать уединение второго гостя.

— Будь ты проклят, Уильям! Коль уж ты так любишь совать нос в чужие дела, так придумай предлог, чтобы нарушить его покой!

Он скользнул к соседней лестнице вдоль стены, стараясь укрыться от не желавшего униматься дождя. Несмотря на все старания, несколько крупных капель, упавших с карниза, пробрались ему за воротник. Он вздрогнул, чувствуя, как холодная вода стекает по спине, впитываясь в нижнее белье. Добравшись до входа на вторую лестницу, он поспешно толкнул дверь, чтобы скорей укрыться под крышей. Дверь не поддавалась, и, повозившись немного с защелкой, он убедился, что она заперта. Кто это так беспокоится о своей безопасности, что запирается на замок в стенах монастыря? Он успел заново промокнуть и все же вышел на середину двора и, нацепив очки, уставился в окно, в котором давеча заметил движение. В этот миг, словно само провидение помогало ему, двор осветился вспышкой молнии, за которой последовал громкий раскат грома. Едва погасла вспышка, в окне снова мелькнул желтый свет. Фалконер протер пальцами запотевшие линзы и рассмотрел бледное, встревоженное женское лицо. Женщина всматривалась в бушующее грозовое небо, где от луны осталась всего половина.

Женщина. И к тому же под замком…

— Эта еврейка ищет сына. Что мне еще оставалось? Разве что вышвырнуть ее за ворота? Но этого я не мог сделать.

Фалконер и не замечал, что вслух подытожил свои наблюдения, но, услышав ответ, оглянулся через плечо на говорившего. Фигура в черном облачении появилась незаметно, гроза заглушила шаги. Даже под надвинутым капюшоном Фалконер узнал Джона де Шартре. Настоятель удивленно рассматривал гостя, и Фалконер вспомнил, что на лице у него все еще красуются стекла, исправлявшие его зрение. Он смущенно снял очки, сложил и убрал в кошель.

— Она… С какой стати еврейке искать сына в монастыре?

Де Шартре поморщился.

— Очень просто. Он здесь… или был здесь. А именно до позавчерашнего дня.

Взяв Фалконера под руку, он направил его к лестнице в его собственную гостевую комнату.

— Позволь мне объясниться в более удобной остановке.

Сафира Ле Веске проводила взглядом двух мужчин, скрывшихся в дверях в дальнем конце здания, ставшего ее тюрьмой. Когда они скрылись из виду, она вновь перевела взгляд на небо, наблюдая за редкостным зрелищем лунного затмения. Круглая тень Земли наползала на освещенную солнцем поверхность Луны, превращая круг в истончавшийся на глазах серп. Суеверный люд мог вообразить, что Луну поедает некий зверь. Сафира — женщина образованная, уже много лет успешно справлявшаяся с делом, оставленным после себя покойным мужем, — так не думала. И все же, наблюдая за небесным явлением, она вздохнула. Куда заманчивее вообразить огромное невидимое чудовище, заглатывающее луну, чем представлять себе огромные шары в небесной пустоте.

Она снова опустила глаза на монастырский двор, почти невидимый в померкшем лунном свете. Рослый худой мужчина в очках заинтересовал ее. Прежде чем он нацепил стекла, она успела заглянуть в голубые глаза и увидела в них внимание и живой острый ум. Быть может, этот человек поможет в ее делах, которые, похоже, зашли в тупик в монастыре Бермондси. Она пробежала через комнату и прижалась ухом к перегородке, разделявшей их комнаты. Напрягая слух, она различила негромкие голоса.

— Хоть я и не обязан этого делать, все же мне хотелось бы объяснить, как обстоит дело.