Читать книгу "Свидание с ангелом - Кэрол Мортимер"

Да, Нина узнает, что вся ответственность за нее лежит на плечах Рейфа, то есть ответственность за кого угодно, кто работает с галереями «Архангел».

Нине это может не понравиться, но если она всерьез хочет создать новые витрины для трех галерей, то ей придется работать с ним.

Он посмотрел на брата:

— Ни… То есть… Кое-кто мне сказал пару дней назад: может, ты оттого такой серьезный, что у тебя есть два непоседливых младших брата.

Майкл приподнял бровь:

— Кто сказал?

— Кое-кто, — не отступал Рейф. — Это правда?

Майкл призадумался.

— Может быть, — наконец согласился он, — я же старший брат, я всегда чувствовал, что должен быть более ответственным, чем вы с Гейбом.

— Вот тоска, правда?

— А веселее быть средним братом, чувствовать, что ты непременно должен кому-то что-то доказать или постоянно проказничать, чтобы на тебя обратили внимание?

Рейф состроил гримасу:

— Ненамного.

Майкл пристально посмотрел на брата:

— Ты и в самом деле устал от этой роли?

Да, Рейф и в самом деле устал, и, если он не будет осторожным, Майкл вскоре спросит, почему он так внезапно изменился.

— Давай все-таки закажем ужин, — как ни в чем не бывало предложил он, чтобы сменить тему разговора и перестать думать о Нине и о том, что она сказала ему.

Он подумает об этом завтра, на торжественном открытии выставки ее отца.

* * *

— Если тебе есть что сказать, то говори, не томи! — Нина угрюмо взглянула на отца.

Они ехали на заднем сиденье лимузина на торжество, посвященное открытию выставки в галерее «Архангел» субботним вечером. На улицах Нью-Йорка было шумно, движение, как обычно, было плотным, вечернее солнце освещало тонированные стекла, пробиваясь в просветы между небоскребами.

— О чем, доченька? — спросил ее отец, спокойно глядя на нее, его лицо было непроницаемым.

Нина покачала головой:

— Не прикидывайся, папа.

Он вскинул седые брови:

— Почему это я прикидываюсь?

Нина вздохнула:

— Ты ничего не сказал, но давай не будем делать вид, что ты не знаешь. Я ночевала у Рейфа Д’Анджело в четверг.

Нина не спрашивала, она утверждала. В конце концов, на протяжении мучительных тридцати шести часов она ждала от отца хоть какой-нибудь реакции на то, что она переспала с Рейфом.

Отец пожал плечами:

— Дело твое, не так ли?

— Накануне ты запретил ему приближаться ко мне, — изумленно напомнила ему она.

— Так он тебе рассказал. — Отец понимающе кивнул.

— Конечно, — ответила Нина.

— Ему не понравилось мое предостережение, — кивнул Дмитрий, — как я и рассчитывал.

— А еще ты знал, что мне оно тоже не понравится. Так зачем ты это сделал? — нахмурилась Нина.

— Хотел посмотреть, что Рейф ответит, разумеется, — довольным тоном произнес он.

Нина не могла поверить своим ушам.

— Так ты его проверял?

— Хотел посмотреть, что он за человек, — безо всяких угрызений совести сказал он.

— И?..

Губы Дмитрия тронула легкая улыбка.

— Пригласив тебя на ужин, проведя с тобой ночь, он показал, что не боится ни меня, ни имени Палитовых.

Узнав Рейфа поближе, Нина поняла: он не из робкого десятка, мало что могло его напугать.

И как бы она ни любила отца, Нина знала: пришло время и ей перестать бояться. Она решительно вздохнула:

— Рейфу приглянулись витрины, которые я сделала для твоей выставки, и он предложил мне спроектировать подобные для галерей «Архангел», — тихо призналась она.

— И тебе этого хочется?

Нина откинулась на спинку сиденья, поймав на себе настороженный взгляд отца:

— Да, мне хочется.

— Теперь он тебе нравится. — Отец не спрашивал, он утверждал.

— Ровно настолько, чтобы переспать с ним!

— Наверное, нам следует поговорить об этом, когда мы вернемся домой, — предложил отец, когда лимузин остановился у служебного входа в галерею «Архангел».

Ее отец захотел, чтобы его пересадили из автомобиля в кресло здесь, у служебного входа, а не под прицелом фотокамер у главного входа в галерею, где толпились фотографы и снимали разряженных в пух и прах именитых гостей, приглашенных на этот закрытый показ коллекции ювелирных украшений Палитова, для завтрашних газет.

— Мне еще многое нужно рассказать тебе, доченька. О том, что случилось, — едва слышно продолжал старик, — но сейчас не время, а здесь не место для таких разговоров.

Нина пристально посмотрела на отца, во взгляде его блеклых зеленых глаз было столько боли, возле носа и рта залегли морщины, впалые щеки побледнели.

— Папа, тебе нехорошо? — Она положила ладонь на его руку и почувствовала, как она дрожит под ее пальцами. — Если так, то мы не пойдем на открытие.

— Я настолько здоров, насколько мне позволяет мое нынешнее состояние, доченька, — заверил ее отец, — но не могу сказать того же о том, что творится на душе и в мыслях. Не сейчас, Нина. — Он накрыл ее ладонь своей и чуть сжал, увидев, как она встревожена. — Мы пойдем на торжество и прекрасно проведем время, а после поговорим. Я лишь надеюсь, что ты простишь меня… — Он не договорил, с беспокойством глядя на дочь.

— Прощу за что, папа? — спросила она, опасаясь, что знает ответ.

— Поговорим после, — повторил он.

В его глазах она увидела боль, которую он ей раньше не показывал. Нет, не физическая боль, ведь он уверил Нину, что у него ничего не болит. Эта боль сидела глубоко в его душе.

Но сейчас у Нины не было времени размышлять об этом, ведь ей предстояло пережить открытие выставки в галерее «Архангел»…

И снова увидеть Рейфа.

* * *

— Никогда не видел ее такой красивой.

Рейф слушал Майкла вполуха, он был слишком поглощен тем, что пристально следил за Ниной, стараясь уловить в выражении ее лица знаки, говорившие о том, что ей непросто быть здесь, как и ему.

Ее глаза были чистого зеленого цвета, кожа светилась здоровьем, она широко улыбалась, пока отец представлял ее двоим мужчинам, которые только что к ним подошли; все гости очень ждали приезда загадочного Дмитрия Палитова.

Нина не выглядела напряженной, она была бесподобна. Совершенна, сногсшибательна, неотразима. Она снова распустила волосы, и они огненной рекой ниспадали по плечам и спине до самой талии. На фоне светлой кожи ярко выделялись ее изумрудно-зеленые глаза, а потрясающую форму соблазнительных чувственных губ она подчеркнула темно-розовой помадой. На ней было мерцающее платье золотистого цвета чуть выше колен, оно изящно подчеркивало изгибы ее тела, оставляя открытыми плечи и руки, а на ее длинных красивых ногах были золотистые туфли на высоких каблуках.