Читать книгу "Рим. Роман о древнем городе - Стивен Сейлор"

Близнецы заранее обошли Палатин вокруг и наметили линию размещения будущих укреплений. Затем они спустились к подножию, где их дожидались запряженные в бронзовый плуг белый бык и белая корова. Меняясь, братья пропахали вокруг холма непрерывную борозду, чтобы отметить границу нового города. Пока один пахал, другой шел рядом с железной короной на челе. Ромул начал борозду, Рем перехватил у него плуг на повороте и замкнул круг, соединив конец борозды с началом.

Толпа, следившая за каждым их шагом, разразилась счастливыми возгласами – люди смеялись и плакали от радости. Братья воздели усталые руки к небесам, потом повернулись друг к другу и обнялись. В этот момент Потицию показалось, что близнецы воистину любимцы богов и что никакая сила на земле не способна их повергнуть.

В тот день, в месяц, который впоследствии будет назван априлий, или апрель, в год, который впоследствии будет известен как 753 год до Рождества Христова, родился город Рим.

* * *

Строительство укреплений началось сразу, хотя, конечно, по сравнению с оборонительными сооружениями великих столиц мира, например по сравнению с могучими стенами древней Трои, замысел близнецов выглядел скромно. В тех краях не было ни каменоломен, где можно было добывать камень, ни каменотесов, умеющих придавать каменным блокам нужную форму, ни каменщиков, умеющих укладывать и скреплять эти блоки, не говоря уж о механиках и зодчих, способных спроектировать такую стену. Вместо того город должна была окружить система рвов, земляных валов и деревянных частоколов, в некоторых же местах естественным элементом оборонительной системы являлись сами крутые склоны.

Но если греческому тирану, не говоря уж о строителе храмов Египта, такой замысел показался бы мелким и примитивным, то для области Семи холмов это стало предприятием невиданного масштаба. В качестве рабочей силы Ромул и Рем привлекли обитателей Холма бродяг и местных юнцов, с которыми они выросли. К сожалению, никто из них не имел ни знаний, ни строительного опыта, ни желания заниматься этим тяжелым трудом. Ошибки и оплошности были обычным делом. Нередко из-за них плоды многих усилий шли насмарку, а на строительных площадках вспыхивали ссоры и перебранки. Когда что-то не ладилось, волю гневу обычно давал не Рем, а Ромул. Он кричал на работников, угрожал им, а порой доходило и до рукоприкладства. Чем упорнее настаивали работники на своей невиновности, тем больше выходил из себя Ромул, тогда как Рем держался в сторонке, а вспышки ярости брата, похоже, лишь забавляли его. Поначалу Потицию казалось, что дела просто возвращаются к прежнему положению, когда Ромул отличался вспыльчивостью, а Рем – сдержанностью. Но по мере того как все многократно повторялось – ошибки строительства, отговорки и оправдания работников, гневные вспышки Ромула и ироническое молчание Рема, – у Потиция начали зарождаться тревожные подозрения.

Он был не один. Пинарий тоже присутствовал каждый день, и ничто не ускользало от его внимания. Однажды пополудни он отвел Потиция в сторону.

– Родич, это не может так продолжаться. Я думаю, тебе следует поговорить с Ремом, если, конечно, это не ты его настраиваешь.

– О чем ты говоришь, Пинарий?

– Пока я ничего не говорил Ромулу о моих подозрениях. У меня нет ни малейшего желания усугублять разногласия между близнецами.

– Выражайся яснее! – сказал Потиций.

– Хорошо. При строительстве этих оборонительных сооружений возникает много проблем. Между тем люди, которые этим занимаются, может быть, и не очень умелые мастера, и не семи пядей во лбу, но, с другой стороны, они не такие уж тупицы, не такие лентяи, чтобы всю дорогу отлынивать, и не такие уж трусы, чтобы бояться взять на себя ответственность за нечаянную ошибку. Однако ошибка накладывается на ошибку, а виноватым себя никто не признает. Ромул с каждым днем все больше раздражается, тогда как Рем все с большим трудом сдерживает смех. Небольшая безобидная проказа – это одно. Намеренное предательство – другое.

– Ты хочешь сказать, что кто-то саботирует строительство?

– Может быть, это и не злостное вредительство, а серия дурацких шуток или подначек, чтобы позлить Ромула. Однако вред от этих глупостей выходит за пределы допустимого. Ромула выставляют дураком. Его авторитет подрывается. Моральный климат строительства разрушается. За этим стоит кто-то умный и хитрый. Не ты ли это, родич?

– Конечно нет!

– А кто же тогда? В любом случае кто-то близкий к Рему, кто может говорить свободно, должен серьезно поговорить с ним на эту тему. Я тут не гожусь, Рем уверен, что я во всем потакаю Ромулу. А вот ты, родич, коли и вправду непричастен к этим вредным выходкам, мог бы и потолковать.

– И обвинить его в предательстве?

– Ну, найди те слова, какие сочтешь нужным. Просто постарайся довести до его понимания, что сложившееся положение недопустимо и дальше так продолжаться не может.

* * *

Когда Потиций завел разговор с Ремом – очень осторожно, не обвиняя его ни в чем, а лишь намекая на то, что, похоже, кто-то намеренно мешает строительству, Рем пожал плечами, с ходу отметая саму эту мысль.

– Кому это, спрашивается, могло бы понадобиться? Я, во всяком случае, таких не знаю. Другое дело, мой добрый Потиций, что, может быть, весь этот проект проклят? А если строительству и впрямь препятствует чья-то воля, то вдруг это не воля человека?

Потиций покачал головой:

– Все было сделано, чтобы умилостивить нуменов и обратиться к богам за их благословением. Ты сам обращался к Маворсу и Весте…

– Да, но было ли изначальное гадание проведено по всем правилам?

Потиций почувствовал себя задетым.

– Состязание по наблюдению за стервятниками было организовано как положено. Я использовал все те приемы гадания, которым обучился в Тарквинии…

– Что ты, Потиций, мне и в голову не приходило в чем-то упрекать тебя или ставить под сомнение твои познания как гаруспика. Но вот действительно ли подсчет птиц был произведен честно? Если нет, то выбор Палатина был основан на лжи, и город, задуманный моим братом Ромулом, представляет собой оскорбление богов. А уж у них-то есть способы показать свое недовольство.

Потиций покачал головой:

– Но если ты так думаешь, Рем…

– Я не сказал, что думаю так. Я лишь допустил такую возможность, а она имеет право на существование, ибо по меньшей мере не менее правдоподобна, чем твое предположение об умышленном вредительстве. Я снова вынужден спросить тебя: кто может заниматься этим и зачем? Кому от этого выгода, кому нужны лишние неприятности, у кого хватит сил на такие дерзости и коварства?

Рем поднял бровь и глянул на него со снисходительной улыбкой, показывая, что считает нелепое предположение друга не заслуживающим дальнейшего обсуждения. Однако у Потиция, уже не столь простодушного, как раньше, зародились новые подозрения. Теперь он не считал Рема (пусть тот и потешался над вспышками раздражения брата) виновником задержек строительства. Он просто полагал, что виновник, говорящий одно, делающий другое и действующий исходя из собственных соображений, все-таки был. И сдавалось ему, что им мог быть не кто иной, как его родич Пинарий.