Читать книгу "Испытательный срок для киллера - Наталья Александрова"

Весь день накануне сотрудники отделения шерстили гаражи на предмет обнаружения светло-зеленого «Москвича» с номерами, где были тройки или пятерки, и, как ни странно, нашли его. Подивившись такому везению, капитан Беленький выяснил адрес владельца машины, и через полчаса перед ним уже сидел сердитый дядька лет пятидесяти, которого оторвали от ужина и от телевизора. Дядьке предъявили Бориса Черникова. Он Борьку не признал, а Борька его признал. Капитан Беленький начал официальный допрос.

– Гражданин Кашин, расскажите мне, что вы делали в понедельник во второй половине дня, куда вы ездили на машине?

– Я мать встречал с поезда на Московском вокзале, она к родне ездила в Калининскую область. Поезд приходит в девятнадцать-ноль восемь, я решил пораньше подъехать на всякий случай. Выезжаю на Науки, тормознул меня мужик один, может, и он, – кивнул Кашин на Борьку, – дай, думаю, подвезу, пока пустой. А он говорит, друга заберем сейчас, вон он на лавочке сидит. Я еще тогда сразу заподозрил, что пьяный, наверное, а потом, не подумавши как-то, и поехал. Смотрю – мужик трезвый, только странный какой-то. Рожа шарфом замотана, щеку рукой зажимает, больной, что ли? Я отказывался, он сотню предложил, я сдуру поехал. Поехали мы вдвоем, я в зеркальце-то смотрю – мужик шарф размотал, а у него вся рожа в крови, платок хоть выжми. Я говорю, может, тебя в больницу, тут близко, на Вавилова? А он: вези куда везешь и не чирикий. Не понравилось мне это, я остановился, говорю: деньги забирай и уматывай, мне неприятностей не надо. Он говорит: извини, это с бабой я поругался, она меня поцарапала, теперь домой поеду, все пройдет. А я смотрю, кровь у него так и капает со щеки. Нет, говорю, мужик, это у тебя сосуд задет, его надо зашивать или прижигать, а то кровью истечешь, у меня жена фельдшер, я точно знаю. А он тогда говорит, вези, мол, к жене, я заплачу. Тут я смекнул, что дело нечисто, нет, говорю, жены сейчас в городе нет, тещу поехала навестить. Ну, довез я его до Среднеохтинского, высадил там и уехал мать встречать, а что случилось-то?

– Да про бабу он верно сказал, она его поцарапала, только он ее в это время убивал. И любовника ее тоже потом убил.

– Господи Иисусе!

– Вот, не надо случайных людей на улице в машину сажать, теперь будете в убийстве замешаны!

– Да я же…

– Завтра с утра поедем, покажете, где вы его высадили, а в лицо-то вы его запомнили?

– Да у него вся рожа кровью была залита, где его запомнить!

– Завтра к девяти будьте здесь, и чтобы не опаздывали мне!

Назавтра с утра поехали с Кашиным на машине на Большую Охту, Кашин показал, где высадил предполагаемого убийцу, и сказал, что не видел, куда тот свернул, потому что газанул быстрее, радуясь, что легко отделался.

Обратились в районное отделение полиции, поспрашивали участковых, и один из них, прослуживший на своем месте без малого двадцать лет, сказал, что если рана какая есть, то тут не обойдется без деда Володи.

Дед Володя когда-то в незапамятные времена работал фельдшером на «Скорой помощи», но выпивал и однажды по пьяному делу вколол больному что-то не то. Больного откачали с трудом, а деда Володю (он тогда еще был дядя Володя) уволили. Он пристроился санитаром в больницу, оттуда потом тоже поперли – чуть носилки с роженицей не перевернул, окончил же свою трудовую деятельность истопником при больничной котельной. Дед Володя был старик компанейский, имел много знакомых среди своего брата-алкоголика и никогда не отказывал в помощи, если человек по пьяному делу оступился, рожу разбил о чужой кулак или даже слегка поцарапался ножичком.

Деда Володю нашли к обеду. Он был уже хорош. Участкового он встретил как родного.

– Здорово, дед, что это ты уже с утра пораньше гуляешь?

У деда настроение было хорошее, он пил на честно заработанные деньги, поэтому охотно похвастался участковому, что полечил одного мужика, его баба поцарапала, кровищи было – ужас, а он рану обработал и даже зашил его маленько, а руки-то – вот они и даже совсем не дрожат, даром, что восьмой десяток пошел. После этого дед Володя вдруг вспомнил, как мужик этот шипел ему в ухо там, в котельной, чтобы он дорогу туда забыл, и что если он кому-нибудь трепанет, то чтобы заранее гроб заказывал. Дед мигом протрезвел и хотел было потихоньку улизнуть, но менты вцепились в него намертво и не отстали, пока не узнали, где он лечил того мужика. После этого они деда отпустили, велели сидеть дома и не высовываться, что дед Володя и выполнил с радостью. Полиция посовещалась, участковый с сомнением качал головой и говорил, что навряд ли тот мужик еще в котельной, давно куда-нибудь рванул. Все-таки решили проверить. Нашли котельную, проверили, нет ли другого выхода, участковый постучал, дверь открыл какой-то задрипанный мужичонка, ему мигом заткнули рот и тихонько пошли вперед.

Вдруг сбоку раздался какой-то звук, движение, мелькнула огромная фигура, Беленький рванулся вперед, отталкивая участкового, прогремело несколько выстрелов, участковый ткнулся носом в стену, а от выстрела Костина огромный человек, взмахнув неправдоподобно длинными руками, с размаху грохнулся на пол. Зажгли какой-то свет, подошли поближе. Участковый стонал, зажимая окровавленное плечо. На полу лежал огромный мужик с перевязанным лицом. Он был мертв.

– Вот тебе и здрасте, – расстроенно сказал Костин.

– Ты что, не мог в ногу попасть? – закричал Беленький. – Ведь все концы обрубили, теперь хрен чего узнаем!

– А я нарочно, да? Темно тут, не видно ни фига. Что делать, теперь уж ничего не поправишь, считай, дело закрыто, ох, и нагорит от начальства, а может, и проскочим!

Ровный шум мощного мотора «БМВ» убаюкивал, и Надежда задремала, прислонившись к Валиному надежному плечу. Ей даже начал сниться какой-то сон – унылый и невразумительный, как заседание секции научно-технического общества. Вдруг машину подбросило, и она проснулась. Они ехали уже не по шоссе, а по проселку; это чувствовалось – несмотря на прекрасную подвеску, машину кидало на ухабах. Проехали черный облетевший осинник, и по сторонам замелькали домики дачного поселка, большей частью – довольно скромные, одноэтажные, обшитые потемневшей от времени вагонкой. Попадались изредка и ровненькие кирпичные или каменные коттеджи – веяние времени, первые ласточки, залетевшие сюда из богатых пригородов и фешенебельных дачных поселков, двух– и даже трехэтажные дома с черепичными крышами, гаражами, просторными террасами.

Поселок был по зимнему времени пуст, многие дома заколочены. Но вот они проехали поселок до конца, свернули на какую-то тропу, состоявшую уже совсем из одних ухабов, и, наконец, остановились перед скромным зеленым домиком.

– Вот и приехали, – сказал Павел, гостеприимно указывая на дом и участок, – вот она, наша фазенда!

Присмотревшись к дому повнимательнее, он помрачнел:

– Похоже, у нас были гости.

Действительно, одно из окон было разбито, а входная дверь выломана и полупритворена. Павел что-то пробурчал себе под нос и зачем-то объехал дом, поставив машину так, чтобы ее не было видно с дороги.