Читать книгу "Крестовые походы. Войны Средневековья за Святую землю - Томас Эсбридж"

В августе эволюция культа копья и сопутствующее развитие политической карьеры Раймунда приняли довольно-таки мрачный оборот. При жизни Адемар, епископ Пюи, выражал сомнения в аутентичности копья. Но ровно через два дня после смерти папского легата Пьер Бартелеми объявил, что ему явился дух Адемара, и начался процесс причисления его к лику святых. Епископ был похоронен в базилике Святого Петра, в той самой яме, где было найдено Святое копье. Физическое соединение двух культов — весьма ловкий ход, ничего не скажешь — еще более укрепилось, когда Пьер начал передавать «слова» Адемара из загробного мира. Оказывается, теперь он признал, что копье подлинное, и его душа подверглась суровому наказанию за грех, который он совершил, усомнившись в реликвии. Помимо резкой перемены взглядов на Святое копье, дух епископа начал поддерживать политические амбиции графа Раймунда. Довольно скоро Адемар «объявил», что его бывшие вассалы должны всемерно поддержать графа и Раймунду следует поручить избрание нового духовного лидера экспедиции.

Сирийское лето тянется долго, и в конце концов культ Святого копья получил широкое распространение. Вместе с ним выросла популярность и влияние Пьера Бартелеми и Раймунда Тулузского. Но при этом в начале осени графу так и не удалось вытеснить Боэмунда из Антиохии, да и открыто объявить себя лидером Крестового похода у него не было оснований. Для достижения своих целей Раймунду требовалось больше рычагов. С конца сентября он провел несколько кампаний на плодородном плато Суммак, расположенном на юго-востоке. Эти операции часто неверно представлялись то экспедициями за продовольствием, то попытками инициировать наступление на Палестину. Но в действительности целью Раймунда было создание собственного независимого анклава, способного противостоять и создавать угрозу для Боэмунда в Антиохии.

Часть этого процесса включала захват Маррата, главного города региона. Он сдался после тяжелой зимней осады, и Раймунд быстро начал программу его христианизации, переделал мечети и создал гарнизон. Но через некоторое время линии снабжения латинян были прерваны, и беднейшие сторонники графа начали голодать. В это время имела место одна из самых страшных реалий Крестового похода. По словам одного франка, «наши люди страдали от ужасного голода. Я содрогаюсь, говоря об этом, но многие, доведенные до отчаяния голодными муками, отрезали куски плоти от трупов сарацин. Это мясо они готовили и съедали, даже не давая ему достаточно прожариться».

Латинский свидетель записал, что «это зрелище вселяло отвращение и в крестоносцев, и в посторонних людей». И хотя неприятно признавать этот леденящий душу акт варварства, который осуждали даже франкские хронисты, он принес латинянам некоторую кратковременную выгоду. Репутация дикарей, которой латиняне пользовались у сирийских мусульман, получила видимое подтверждение, и в последующие месяцы многие местные эмиры стремились вступить в переговоры со своими ужасными противниками, а не подвергаться риску физического уничтожения.[52]

Тем временем месяцы проходили в бездействии, латинские лидеры продолжали заседать, но так ничего и не решили относительно Антиохии. Настроения обычных крестоносцев начали меняться. С их стороны началось давление на лидеров. Люди считали, что пора бы уже решить свои разногласия и сосредоточиться на изначальной цели экспедиции. Ситуация достигла критической точки в начале января 1099 года, акциями гражданского неповиновения. Обеспокоенные тем, что даже Раймунд Тулузский, воин Святого копья, предпочел оспаривать контроль в Сирии, а не двигаться на Иерусалим, толпа простых франков начала голыми руками уничтожать фортификационные сооружения Маррата, камень за камнем разбирая стены. Столкнувшись с таким резким протестом, Раймунд наконец осознал, что не может возглавить Крестовый поход и править в Антиохии одновременно. 13 января он сделал символический жест — вышел на юг из Маррата босой, одетый просто, словно кающийся грешник, оставив город и надежды на завоевание. А Боэмунд остался в Антиохии. Мечта стать независимым правителем города наконец воплотилась в жизнь, но его честолюбие стало одной из причин многомесячной задержки Крестового похода и, что еще важнее, нанесло ощутимый и долговременный ущерб отношениям латинян с Византийской империей.

Сделав выбор в пользу священной войны, Раймунд обеспечил себе широкую общественную поддержку и на какое-то время стал общепризнанным лидером крестоносцев. Он сделал хорошо просчитанный шаг, использовав звонкую монету, чтобы гарантировать одобрение его новой кампании другими лидерами. Не всех можно было подкупить — Годфруа Буйонский, к примеру, остался в стороне. Но Роберт Нормандский и даже Танкред теперь перенесли свою преданность на провансальца за 10 тысяч и 5 тысяч солидов [золотых монет] соответственно. Они, как и многие другие христиане, пошли на юг в сторону Ливана.

Первенство Раймунда Тулузского теперь было обеспечено и так бы и осталось, если бы он продолжал думать только о достижении Иерусалима. В действительности, однако, под внешним налетом благочестия граф продолжал вынашивать замысел создания нового провансальского владения на Востоке. В середине февраля 1099 года он привлек крестоносцев к ненужной и абсолютно бесполезной осаде маленькой ливанской крепости Арка и попытался запугать соседний мусульманский городок Триполи, чтобы заставить его повиноваться. Официально причиной остановки стала необходимость дать крестоносцам, все еще остававшимся в районе Антиохии, включая Годфруа Буйонского, догнать экспедицию. Но даже когда это было сделано, граф наотрез отказался двигаться дальше на юг. В осаде Арки прошло два месяца, массы начали волноваться, и в это время престижу Раймунда был нанесен серьезный удар.

Близкая связь графа с Пьером Бартелеми и Святым копьем способствовала обеспечению его признания как лидера Крестового похода. Но со временем Пьер стал чрезвычайно ненадежным союзником, учитывая крайности и непредсказуемость его видений. К весне 1099 года его бред стал вовсе уж фантастичным, и, когда в начале апреля он сообщил, что Христос лично проинструктировал его проследить за немедленной казнью тысяч «грешных» крестоносцев, чары окончательно рассеялись. Неудивительно, что теперь люди позволяли себе открыто высказывать сомнения в самозваном пророке и реликвии, которую он якобы нашел. Критиков возглавлял норманнский священнослужитель Арнульф из Шока, желающий восстановить влияние уроженцев Северной Франции среди крестоносцев.

Вероятно убежденный в реальности своего дара, Пьер добровольно вызвался пройти потенциально смертельное испытание огнем, чтобы доказать свою честность и подлинность копья. Он четыре дня постился, чтобы очистить душу перед испытанием. Затем в Страстную пятницу перед толпой крестоносцев, одетый лишь в простую тунику и со Святым копьем в руках Пьер по собственной воле вошел в огонь — горящие «ветки оливы, сложенные в две кучи, высотой четыре фута, длиной тринадцать футов, один фут между ними».