Читать книгу "Братство. Крест и клинок - Александр Нежинский"

Все разрешилось, когда из микроавтобуса, опираясь на руку молодого священника и свой посох, который сам он называл «тросточкой», вышел отец Адам. Задержка, видимо, вызвана была тем, что ему потребовалось помолиться в одиночку. Обведя взглядом присутствующих, монах чуть ли не с насмешкой в голосе спросил:

– Что приуныли, Божьи воины? Искать врага не надобно – сейчас сам явится!

Сказав это, он пошел вперед. Алексею вдруг захотелось протереть глаза и потрясти головою – с каждым шагом походка старца становилась все более уверенной и даже бодрой! А посохом, на который он ну вот только что опирался с явным усилием, отец Адам уже чуть ли не помахивал – словно и вправду тросточкой для прогулок! Плечи, согбенные грузом лет, распрямлялись, и Алексею невольно подумалось – какой же богатырский размах у них был в молодые годы того, кто сейчас звался старцем?

Слегка опешившие от происходящего братья, а за ними и священники двинулись было следом за монахом. Тот, не глядя назад, вскинул руку в резком останавливающем и запрещающем жесте:

– Стойте! Сегодня мне, смиренному рабу Божьему Господь милость оказывает – послужить ему, как в былые времена.

По правде говоря, прозвучало это, несмотря на тихий голос и смиренный тон говорившего, примерно как «без сопливых обойдемся»… Спутники старца, повинуясь, застыли на месте, а тот продолжал идти. И тут же навстречу ему непонятно откуда метнулось нечто. Вихрь, темное облако, сгусток тьмы, более черной, чем сама ночь… Спустя миг это материализовалось, принимая уже знакомый Алексею облик – рогатый, когтистый и хвостатый. Всех присутствовавших на площади окатил удушливо-едкий смрад серы…

Нечистая тварь, похоже, действительно теряла силы в мире людей. Облик ее был местами вроде бы материальным, а местами – призрачно-переменчивым, до полной прозрачности. И все-таки размеры того, что приближалось к одинокой фигурке монаха, неподвижно стоящей посреди площади, впечатляли. То есть впечатляли, похоже, кого угодно – только не его. Старец стоял, не шелохнувшись, глядя совершенно спокойно на приближающееся стремительно Зло.

Не в силах просто смотреть на происходящее, Алексей, до хруста в пальцах сжав рукоять клинка, попытался рвануться вперед. Тут же на плечо легла рука одного из священников:

– Не лезь! Сказал старец Адам стоять, значит, так и надо… Помолимся лучше – ему больше помощи будет.

Твердя знакомые слова молитв, Алексей тем не менее как-то умудрялся видеть и слышать все происходящее там, впереди. Вот нечистый рванулся к монаху, но тут же отпрянул, как ошпаренный. Старец же совершенно спокойным и крайне презрительным тоном выдал:

– Почто приперся?!

– Пр-р-ризвали, – нечеловеческий голос пророкотал ответ злобными переливами, – л-л-людишки… мясо… тлен!

– Людишки, говоришь?! – голос монаха стал и вовсе издевательским, – то-то, я гляжу, перед людишками тебя от злобы и зависти корчит! Да, я есть человек – по образу и подобию Божию сотворенный! А ты кто есть? Дух нечистый, тварь адская, преисподней порожден, там и место тебе! Так что сгинь, а не то тросточки моей отведаешь! Сгинь, именем Христовым, кому сказано!

При этих словах отец Адам сделал шаг вперед, вздымая перед собой посох. И чудо – громадная тварь, извиваясь, попятилась назад. Но бес не был бы бесом, если бы даже теперь, чувствуя свое поражение, не попытался бы навредить. Вперед метнулась когтистая лапа – и столкнулась с монашеским посохом. Вспышка…Треск… Визг и вой… Возникшая вдруг посреди площади багровая, словно подсвеченная пламенем самого ада воронка втянула в себя демона без следа. Лишившийся опоры посоха, отлетевшего от удара, старец, слегка пошатнувшись, сделал полшага назад. И теперь уже к нему сломя голову бросились все…

Опершийся на руки священников отец Адам сокрушенно вымолвил:

– Да-а-а… Старею. Тросточку вот выронил… – и, повернувшись к братьям, попросил: – Алешенька, пособи старичку, подними.

Понятное дело, Алексей бегом кинулся выполнять просьбу, подумав попутно, что вроде бы имя свое не называл. Но мысль эта из головы тут же вылетела – сомкнув пальцы на упавшем посохе, он попытался легко его подхватить и… понял, что не может оторвать от земли! Одной рукой, во всяком случае. Не желая опозориться перед всей честной компанией, Леша взялся за «тросточку» двумя руками, напрягся… Посох старцу он подал с поклоном и надеждой на то, что никто не обратил внимания на сжатые в усилии челюсти и выступившие на лбу капли пота. Тросточка?!? Физподготовке, пожалуй, следует уделять еще больше внимания. Хотя… Чем дальше, тем больше Алексей понимал, что дело совершенно не в ней…

К «дому с собачкой» подходили, когда уже окончательно рассвело. Алексей даже успел перехватить часок сна в машине – пока дожидались приезда отца Михаила. Он, предварительно сходив к отдыхающему в микроавтобусе старцу за благословением, и вошел первый во двор.

Пятна крови, тянувшиеся от ворот к дверям дома и там обрывавшиеся, свидетельствовали недвусмысленно – явились они по нужному адресу. Дверь, кстати, против всех ожиданий, оказалась незапертой. Капитуляция? Или ловушка? Двое братьев, молча отодвинув плечами отца Михаила, шагнули в прихожую. В руках одного появился клинок, а у второго черная «машинка», как две капли воды, по мнению Алексея, похожая на пистолет ТТ. Однако, как все серьезно. Это Леша подумал, в свою очередь доставая из ножен кинжал. Береженого, как известно…

Предосторожности оказались напрасными. В глазах хозяина дома, дожидавшегося гостей, неподвижно сидя в кресле у окна, не было ни ярости, ни ненависти, ни готовности продать свою жизнь подороже. Только усталость, боль и полная опустошенность того, что когда-то было душой. На лице сидевшего «красовался» уродливо бугрящийся свежий шрам, правая рука висела на перевязи, под которой были видны окровавленные тряпки. Такими же тряпками – с расползаюшимся кровавым пятном, был обмотан и бок. Похоже, колдовских «сил» хватило худо-бедно на лечение только одной раны, остальные обрабатывались обычным способом, да и то кое-как. Крепко приложила колдуна святая благодать серебряных клинков…

Увидев среди вошедших отца Михаила, он попытался ухмыльнуться, но видно, любое движение мышц лица вызывало такую боль, что вместо ухмылки вышла лишь жалкая гримаса.

– Явился… Рад, небось, меня таким видеть? Ну, торжествуй. Хороших ты себе псов вырастил… батюшка! – последнее слово колдун не сказал, а словно выплюнул.

– Ну, любезный, по поводу псов господних это ты малость промахнулся. Домини канес – это не у нас, это у католиков. Да и вообще по поводу собачек – претензии не по адресу. Это к тебе, скорее, как мне кажется, – отец Михаил, в отличие от собеседника, был изысканно-вежлив, словно дипломат на приеме. – А что до радости… Ничего-то ты, как я погляжу, не понял. Вот потому и встречаемся… так. И с чего бы мне радоваться, скажи? С того, что ты кровью исходишь? С того, что пал – ниже некуда? С того, что в который раз уже умный и сильный человек все, что ему Богом дадено, во зло обратил и по ветру пустил? Или, может, тому, что все слова, которыми я тебя при прошлой нашей встрече образумить пытался, сбылись – и с лихвой даже? Так это мне не в радость, а в скорбь. Нечего мне торжествовать.