Читать книгу "Убийство городов - Александр Проханов"

Пришел домой, блуждая по комнатам, и увидел висящий на спинке стула ее платок. Потянулся к нему и вдруг страшно зарыдал, громко, с хрипом и клекотом, словно кто-то отвалил камень, и хлынули скопившиеся под этим камнем горе, тоска, непонимание жизни, непонимание этого мира, в который его привели, окружили любимыми, близкими, чтобы одного за другим отнимать, обрекая его на неутешное одиночество.

Это недавнее прошлое являлось ему во всех подробностях. Но было как застывшее озеро, покрытое тончайшим льдом. И он шел по тонкому льду, вспоминая прожитую жизнь.

Раздался телефонный звонок. Вкрадчивый, вежливый голос произнес:

– Дмитрий Федорович, вас беспокоят из администрации Президента. Завтра, в шестнадцать часов, в резиденции Ново-Огарево вас ждет Президент. Пропуск на вас заказан.

– Меня? Президент?

– Ну да, вы же хотели, чтобы он вас услышал. Он вас услышал и приглашает к себе.

Кольчугин был изумлен. Его страстное обращение к Президенту во время выступления на телеканале, то, что было безжалостно вырезано, – оно было услышано Президентом. И им предстояла встреча.

Глава 11

Кольчугин лежал в кабинете, в пустоте ночного дома. Смотрел на горящий под потолком светильник из разноцветных стекол в свинцовой оплетке, купленный когда-то дедом Михаилом во французской лавке. Светильник был выполнен в стиле модерн. Созвучен мозаикам Врубеля, болотным фиалкам и лилиям, что расцвели в журналах «Аполлон» и «Золотое руно», в оконных переплетах изысканных особняков, в изнеженных стихах декадентов. Этот светильник Кольчугин помнил с младенчества, взрастал в его таинственном излучении. В разные годы разноцветные стекла рождали все новые узоры, которые волновали его детскую душу своими тихими радугами, сливались с его детскими мечтаниями.

Теперь, глядя на этот волшебный фонарь, он думал о тех, кто собирался под ним в своих застольях, на семейных праздниках, тризнах. Весь огромный род, уцелевшую часть которого он застал в своем детстве. Они, эти любимые старики, не погибшие среди войн, революций, тюремных нар, окружали его своими страданиями, любовью и нежностью. Соединяли с огромной русской жизнью, уходящей в безбрежное прошлое. Его мысль о каждом из них была таинственным световодом, соединяющим его с небесами. Его, живого, с ними, умершими. Его мысли о них были подобны молитвам, которые помещали их в волшебный мир, где нет смерти и откуда они смотрят на него любящими глазами. Зовут к себе, берегут для него место среди цветущих садов.

Таким же световодом он соединялся с женой. Их разлука казалась временной, обещала чудесную встречу.

Он доживал свои земные дни. Сбереженный остаток духовных сил следовало употребить на то, чтобы приготовиться к встрече с любимыми, близкими. Пройти сквозь крохотный черный фокус, именуемый смертью, куда сходятся лучи земной жизни. На мгновение меркнут, а потом расходятся восхитительным светом, чтобы никогда не погаснуть.

Он лежал под любимым фонарем, чувствуя громадность прожитой жизни. Вспоминал множество лиц, которые проплыли мимо и ушли за горизонт минувшего века.

Адмирал Горшков, тяжелый, тучный, принимавший его в кабинете штаба и крутивший огромный глобус с синим мировым океаном, в котором плавал великий, созданный им флот. Маршал Толубко, весельчак и шутник, полюбивший его, молодого писателя, пригласивший на космодром, где тяжелая ракета взлетала в грохочущем пламени, превращаясь в лучистую звезду. Маршал Язов, проигравший битву за Родину, уводивший войска из Москвы, и его взгляд, тоскующий и несчастный, за два часа до ареста. Шолохов, пригласивший его в Вёшенскую. Хрупкое запястье и слабые пальцы, в которых дрожала хрустальная рюмочка, и слезы текли из синих глаз. Ким Ир Сен, с улыбкой младенца, протянувший ему мягкую руку. И потом, много лет спустя, вождь лежал в стеклянном саркофаге, в немеркнущем лунном свете, и было странно видеть восковую мертвую руку. Наджибулла, любезно наливавший ему чай в фарфоровую пиалку, и потом его истерзанное тело качалось на дереве. Милошевич в золоченой гостиной, говоривший ему, что американцы проиграют сербам, когда начнется наземная операция, и вскоре его бледное больное лицо появилось в Гаагском суде. Саддам Хусейн, уверявший его, что американцы, войдя в Ирак, захлебнутся собственной кровью, и вскоре, в черном костюме, с грубой петлей на шее, он выкрикивал проклятья врагам.

Все они являлись в багровом зареве минувшего века, и отблеск этого зарева лежал на романах Кольчугина.

И еще одно лицо, удаленное, как мираж. Ребенком, из колонны демонстрантов на Красной площади, он видел на мавзолее Сталина в парадном мундире, фуражке, в разноцветной дымке, и теперь, на исходе дней, все стоит перед ним тот туманный цветной мираж.

Назавтра ему предстояла встреча с Президентом, и их разговор неизбежно коснется окровавленного Донбасса.

Машина мчала его по Рублевскому шоссе, среди солнечных сосняков, вспыхивающих, как стеклянные кристаллы, элитных поселков. Знать укрылась за высокими оградами в своих неприступных гнездах, напоминавших римские храмы, рыцарские замки, мавританские дворцы. Ослепительная под солнцем, как нетающая гора льда, возникла церковь. Машина свернула на узкий асфальт и застыла перед огромными вратами, напоминающими триумфальную арку. Охрана пропустила машину, и тут же появились вторые ворота, подобье первых. Кольчугин подумал, что величье ворот должно было внушать посетителям благоговение перед государственной властью.

Он вышел у резиденции, простой и строгой, еще из советских времен. Его сопроводили в гостевую комнату, где он пробыл недолго. Чиновник, вежливый, с ледяными глазами, повел его в кабинет Президента.

Кабинет был длинный, удалявшийся к столу с двумя полотнищами. Государственному триколору и президентскому штандарту, шитому золотом. Окруженный белым, алым и голубым, с проблесками золота, поднялся Президент. Гибкий, изысканный, шагнул вперед, не позволяя гостю пройти все расстояние от дверей до стола.

– Здравствуйте, Дмитрий Федорович. – Президент протянул Кольчугину узкую, легкую ладонь, и его рукопожатие было теплым, сердечным.

Президент усадил его за длинный стол, сам сел напротив, и Кольчугин мог рассмотреть его лицо. Оно показалось ему утомленным, с проступившими на лбу морщинами, с тенями у глаз и тревожными пронзительными зрачками.

– Я пригласил вас, Дмитрий Федорович, чтобы поблагодарить за поддержку. К вам прислушиваются многие наши граждане. И в этот сложный период должен звучать голос, который консолидирует общество.

– Очень много разнотолков, много разногласий, – произнес Кольчугин. – Еще недавно Крым объединил народ и власть. Между властью и народом был построен Крымский мост. Но теперь события на Донбассе расшатывают этот мост.

– Он не должен рухнуть. Вместе с ним может рухнуть государство. Много сил, внешних и внутренних, расшатывают этот мост. На нас напали. Еще не ракетами и танками, но оружием, которое уничтожает наши идеалы и ценности. Российское государство подвергается мощным разрушительным воздействиям. Мы должны им противостоять.