Читать книгу "СМЕРШ - Чистилище Красной Армии. Сталинские "волкодавы" - Анатолий Терещенко"

— Хорошо, — сказал Смирнов, — готовьте все меры безопасности для комиссионного осмотра больного. В состав комиссии должны войти, кроме нас с доктором Шмидке, шеф клиники Шульц, главный врач Шнайдер, лечащий врач и представитель эпидемической службы города. А пока пригласите лечащего врача с историей болезни.

Через несколько минут принесли документы и фотографии больного. Шнайдер, передавая их доктору Шмидке, пояснил, что лечащий врач не мог прийти, так как находится в карантинной зоне, а поэтому не будет участвовать во встрече с больным в составе группы.

— Позвольте! Почему же тогда ваш дежурный врач пытался направить нас прямо к лечащему врачу? — с возмущением обратился Смирнов к Шульцу.

— Не может этого быть, — возбужденно произнес шеф клиники.

— Ну, тогда пригласите его сюда, и мы быстро установим истину, — заметил Смирнов.

Шульц, несколько растерявшись, распорядился немедленно вызвать дежурного, но его якобы на месте не оказалось — он вовремя ретировался. Как потом оказалось, это был не врач, а сотрудник полиции.

Врач Шмидке, просмотрев историю болезни, констатировала, что Федотов действительно болен проказой.

«Как же так, — подумал Смирнов, — получается, чтобы избавиться от меня, они хотели заразить этой неизлечимой болезнью? Но этот план провалился, и Шульц будет отрабатывать какой-то запасной вариант своей реабилитации. Надо же загладить неприглядную картину, которую он рисовал вместе с художниками из спецслужб».

★ ★ ★

Скоро все в составе указанной группы, облачившись в спецодежду, отправились в бокс к больному. Это была небольшая комната, перегороженная двухслойным стеклом, со столом с переговорным устройством.

Усевшись за столом, Смирнов за стеклом увидел какое-то чудовище. Все его открытые части тела были покрыты высоко поднятыми струпьями. Он двигался по комнате и что-то жевал.

Когда представитель советской миссии поздоровался с ним, Федотов бодро и радостным голосом ответил: «Здравия желаю, товарищ Смирнов».

Он попросил разыскать его родственников и сообщить им о его несчастной судьбе. Смирнов записал все установочные данные и объяснил ему невозможность в настоящее время, при таком обострении болезни, его репатриировать на Родину.

Федотов с пониманием отнесся к словам советского офицера и грустно промолвил: «Да я и сам понимаю нереальность своей просьбы».

— Тогда скажите, кто вам посоветовал встретиться со мной?

— Лечащий врач Манфред, — последовал ответ.

Возвратившись в кабинет шефа клиники, Смирнов отклонил предложение Шульца выпить кофе. Сухо распрощавшись, вместе со Шмидке направился к машине. Всю дорогу на обратном пути Смирнов молчал. Он был возмущен этой гнусной провокацией. Шмидке сидела на заднем сиденье. Она сначала молчала, а потом расплакалась. Пришлось остановить машину и успокаивать ее. Шмидке только теперь поняла, какая смертельная опасность была уготована ей вместе с советским офицером, и призналась, что не знала о коварном плане. Ею решили пожертвовать ради достижения главной цели — это нравы западной цивилизации.

На следующий день Смирнов нанес визит руководителю ЮНРА и сделал ему официальное представление по поводу организованной провокации, которая провалилась благодаря грамотным действиям советского военного контрразведчика.

Шпионский наговор

Об интересном эпизоде в своей разыскной работе в годы войны рассказал бывший начальник Особого отдела Ленинградской военно-морской базы полковник в отставке Павел Гаврилович Ширинкин.

«Чекистская работа, — говорил он, — всегда работа с людьми, а люди, как известно, одинаковыми не бывают. Поэтому требуются знания не только юридических законов, но и психологии человека, изучение мотивов его поступков, механизма мышления и вскрытие причин, побудивших поступать так или иначе. Узнав причины, мы можем многое объяснить и в соответствии с этим принимать решение. Поступки же бывают подчас странными, можно даже сказать, противоестественными. Но это лишь внешне. На самом деле они имеют свою логику».

Сказано точно, ибо логика — это в лучшем случае здравый смысл, это умение доказать какую-то истину, в конце концов, логика — это бог мыслящих.

Это случилось весной 1943 года. После возвращения Павла Гавриловича из командировки ему доложили, что на военно-морской базе арестована шпионка — девушка-матрос Поворина. Она служила радисткой в частях ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения и связи).

Из протоколов допросов вырисовывалась личность:

«Поворина, жительница Воронежской области, после окончания десятилетки приехала в Ленинград и поселилась у сестры. В институт она не попала. Вскоре началась война, и девушка осталась в Ленинграде. По месту жительства Поворину зачислили в команду МПВО (местной противовоздушной обороны). В ноябре 1941 года ее, раненную осколком снаряда и истощенную недоеданием, положили в госпиталь. Там ее навестил брат, который склонил Поворину уйти в Финляндию, где, по его словам, можно было бы отдохнуть и подкрепиться. Выписавшись из госпиталя, она так и сделала. С братом перешла линию фронта, но вместо ожидаемого отдыха оказалась в руках разведывательных органов противника.

Потом Поворину завербовали, отправили в разведывательную школу и, обучив обращению с рацией, вместе с напарником забросили с самолета в наш тыл. Это произошло в районе Волхова. Цель — сбор и передача сведений о передвижении войск. После приземления она закопала рацию вместе с парашютом, а сама стала пробираться к себе на родину, в Воронежскую область.

Летом сорок второго года Воронеж захватили гитлеровцы, и село, в котором жила Поворина, оказалось в оккупации. Немцы ее не трогали, потому что она рассказала о своей связи с финской разведкой и полученном задании.

Воронеж находился у немцев недолго. В самом начале сорок третьего года Красная Армия освободила его. Вскоре Поворину мобилизовали и направили служить связисткой на флот».

Ширинкин читал протоколы допросов и не мог отрешиться от мысли, что в чистосердечных «откровениях» девушки присутствуют элементы надуманности и элементарной фальши. Слишком легко все получалось, внезапно появился в госпитале брат, быстро уговорил сестру, она поддалась его внушению и легко перешла линию фронта, а там вербовка, обучение, переброска в тыл и, наконец, появление в Воронежской области. И это после ранения и дистрофии!

А с другой стороны, какой смысл наговаривать на себя, вешать такое особо опасное государственное преступление, как шпионаж, за которое во время войны, как правило, один вердикт — высшая мера наказания.

«Не могла же она не знать о последствиях в случае разоблачения, — размышлял оперативник. — Надо быть или глупышкой, или стервозой, чтобы пойти на этот преступный шаг».

Военному контрразведчику также бросились в глаза ее характеристики командования части, в которой служила Поворина. В них говорилось о необычайной смелости и находчивости девушки, ее самоотверженности в выполнении заданий. В то же время отмечались такие черты в характере, как замкнутость, неразговорчивость и практическое отсутствие подруг среди личного состава базы.