Читать книгу "Ошибка Творца - Дарья Дезомбре"

— Не слишком ли строго вы к себе относитесь? — Маше стал вдруг очень симпатичен этот мягкий, полный спокойного достоинства человек.

Калужкин улыбнулся:

— Может, чуть-чуть строже, чем этого заслуживаю. Но я всегда был очень Боре признателен. Благодаря ему я работал над интереснейшими темами, да вместе с ним это даже и работой нельзя было назвать, а чудной, захватывающей игрой, где ты постепенно выходишь на новый уровень, как в компьютерной «ходилке». А там — еще более волшебный мир, полный приключений. Вы меня понимаете?

Маша кивнула, улыбнувшись в ответ:

— Думаю, да. Даже, если честно, завидую. Но у меня есть последний вопрос: Евгений Антонович, о чем вы повздорили накануне вечером?

И увидела, как на доброжелательное лицо опустилась тень. Калужкин отвел взгляд в сторону, а когда он вновь посмотрел на Машу, голубые глаза стали непроницаемыми.

— Боюсь, Мария, я не могу вам этого сказать.

Маша помолчала:

— Хорошо. Прошу вас в ближайший час спуститься вниз — мы снимаем отпечатки пальцев у работников института.

Он спокойно кивнул — мол, буду — и дождался, пока она, несколько смущенная резкой сменой его тона и манеры вести беседу, выйдет из кабинета. Калужкину было все равно. Правду говорить он не собирался. А ложь ему еще предстояло придумать. Но вместо того чтобы сразу взяться за придумывание, он вспомнил о Броне и почувствовал, как сжалось сердце. Это, конечно, она рассказала оперативнице о ссоре. Но он не сердился на нее — да и как он мог на нее сердиться! Он подумал о том, какой одинокой она себя чувствует без своего героя — Бори. А он даже ни разу не зашел к ней за весь день! Не зря говорят: научный червь! Он решительно встал и направился к двери.

Калужкин нашел ее у кофемашины: Броня стояла, подперев щеку рукой, точно Аленушка. Она была такая красивая и одновременно такая трогательная, что Калужкину захотелось срочно подойти, погладить ее по гладко зачесанной, с вырывающимися из строгой косы мелкими кудряшками, голове, прижать к груди, обтянутой выцветшим старым свитером, и прикрыть полами пиджака, как птица укрывает своего птенца от ветра и холода. Но одновременно хотелось расстегнуть блузку и дотронуться до этой, такой нежной и горячей кожи. Понимал ли Боря, что институтский приятель чувствует к его аспирантке? Калужкин надеялся, что нет: он очень старательно держал себя в руках весь последний год. В его возрасте оказаться смешным тем более унизительно. В его возрасте и влюбляться-то смешно. Сколько вечеров Шварц с покойной Лизой подтрунивали над его холостяцким житьем, а Лиза все знакомила друга мужа со своими подругами: раскованными разведенками или скромницами — серыми мышками. Шварц же после очередной неудачи только и говорил: брось, Лизбет, неужели не понятно? У Женьки на всю жизнь одна любовь — генетика. Не путай его. Но оказалось — нет. Он может, он умеет любить, но только вот такой, почти отеческой, любовью. Поэтому и не способен был раньше ничего испытывать — еще не вошел в нужный возраст. А вот теперь сошлись все звезды, кроме одной — Броня совершенно им не интересовалась. Возможно, она равнодушна к мужчинам старше себя, думал он. А может, ей просто не до мужчин — она делает науку. Он недавно подергал чуть-чуть за паутину сплетен в институтской столовой, чтобы выяснить: у Брониславы нет молодого человека, да и из ухажеров — только дебиловатый охранник. Но к нему Калужкин решил не ревновать — совсем смешно, хотя, правду сказать, не смешнее его самого поклонник. Он вздохнул.

— Броня, сделаешь мне кофе? — сказал он, а она вздрогнула, подняв на него глаза, и покраснела.

— Конечно, Евгений Антонович. — Стараясь на него не смотреть, она нашла капсулу, вставила ее в аппарат, нажала на кнопку. С ровным жужжанием машина выдала порцию кофе. — Вот. — Она передала ему чашечку на блюдце, пальцы их встретились. Броня подняла на него виноватые глаза. — Это я. Я рассказала…

— Тсс… — Калужкин успел за какую-то секунду огладить успокаивающим жестом ее палец под блюдцем. — Ничего страшного. — И добавил, уже поднося чашку к губам: — Все будет хорошо.

Андрей

Михаил Николаевич Савинков, вот как звали соседа Шварца, помогавшего в тот роковой вечер вытаскивать застрявшую машину. Более того, когда Андрей, предварительно созвонившись с Савинковым, навестил его в серой панельной высотке в Коньково, то узнал старика.

Савинков был в толпе зевак рядом с дачей. Со сгоревшей на первом солнце обширной лысиной, в мятой фланелевой рубашке и все тех же чуть лоснящихся брючатах. Только теперь ноги вместо сандалий украшали войлочные тапки с ярким кантом. Такую же красоту он вынул и для Андрея, но тот отклонил гостеприимный жест, сняв, под благосклонным взглядом хозяина, уличную обувь и оставшись в носках — чистых, спасибо благотворному влиянию Марии Каравай. Савинков проводил Андрея на кухню — малюсенькую, оснащенную ровно гудящим холодильником и угловым диванчиком.

— Чаю? — Михаил Николаевич приподнял с конфорки потемневший чайник. Но Андрей сразу достал свои записи.

— Нет, спасибо. Я буквально на десять минут.

Михаил Николаевич расстроенно поставил чайник на место и сел, вздохнув, напротив Андрея.

— Я вам еще в день убийства хотел рассказать, да постеснялся, — начал он и замолчал.

— Зря постеснялись. — Андрей ободряюще улыбнулся. — Это, наверное, по поводу застрявшей машины? — Савинков опешил, а Андрей улыбнулся: знай наших. — Не стесняйтесь. Рассказывайте!

Савинков все ж таки стушевался, пожал плечами:

— Да что тут рассказывать-то? Темно было хоть глаз выколи. Дождь стеной. Я уж спать лечь собирался, вдруг вижу — фары автомобильные. Машина мимо проехала. Ну, думаю, сейчас разворачиваться будут — у нас же тупик, только в такой темноте разве разберешь? Я, значит, накинул куртку, сапоги… Слышу — застряли: значит, пора выручать. Но они, значит, не идут. Сами пытаются или соседу звонили — а он после бани, нетрезвый. Думаю, ну что, пойду? Открываю дверь, а она ко мне уже по дорожке бежит.

— Она?

— Ну да. Девчоночка, молоденькая совсем.

Андрей поднял на него глаза от записей: залитый кровью дом Шварца не ассоциировался у него с молоденькой девчоночкой.

— Она была одна?

— Нет, конечно. Я, значит, к машине как вышел, его увидел — тоже совсем зеленый, в плаще, стоит, дрожит под дождем, капли с носа падают, в грязи по колено. Помогите, мол, подтолкнуть.

— И вы помогли, — подытожил Андрей.

— А что ж? Поднатужились вдвоем и вытолкали. Я давно соседей подговариваю жалобу написать на наше дачное хозяйство — это ж не дороги, а…

— А какая была машина, заметили?

— Ну. «Жигуль». «Девятка». Белая. Или светло-серая — сложно было разобрать в темноте-то.

— А номера? Не запомнили, конечно?

— Почему ж не запомнил? — оскорбился пенсионер. — Пока толкал, и запомнил. Погодьте.