Читать книгу "Женщины-легенды. Сильный слабый пол - Ольга Соломатина"

Обычно историю ее мести принято рассказывать в кратком виде. Но событие это заслуживает того, чтобы вспомнить его подробности. Вероятно, к скорым и крайне жестким мерам княгиню подтолкнули сами древляне, приславшие к вдове своих послов со словами: «Послала нас Древлянская земля сказать тебе: мужа твоего мы убили, потому что он грабил нас, как волк, а наши князья добры, распасли Древлянскую землю, чтобы тебе пойти замуж за нашего князя Мала». Княгиня оказала послам большую честь – приказала на следующий день принести их к своему терему на руках в той ладье, на которой они прибыли в Киев. Вслед за чем послов на теремном дворе закопали вместе с ладьей. Затем Ольга потребовала от древлян новых послов, только самых знатных, и сожгла их в бане. А затем пошла с малой дружиной в древлянские земли, объявив недругам, что их посланцы едут следом, и устроила тризну на могиле мужа, после которой ее воины перебили около пяти тысяч пьяных древлян.

В следующем году княгиня Ольга отправилась на древлян настоящим набегом и захватила все их земли и города, кроме Искоростеня, где убили князя Игоря. Его жители обоснованно опасались особо тяжкой кары от княгини. «Повесть временных лет» так описывает последующие события:

«И стояла Ольга все лето и не могла взять города… Сказала же им Ольга, что-де «я уже мстила за обиду своего мужа, когда приходили вы к Киеву, и во второй раз, а в третий – когда устроила тризну по своем муже. Больше уже не хочу мстить – хочу только взять с вас небольшую дань и, заключив с вами мир, уйду прочь». Древляне же спросили: «Что хочешь от нас? Мы рады дать тебе мед и меха». Она же сказала: «Нет у вас теперь ни меду, ни мехов, поэтому прошу у вас немного: дайте мне от каждого двора по три голубя да по три воробья. Я ведь не хочу возложить на вас тяжкой дани, как муж мой, поэтому-то и прошу у вас мало. Вы же изнемогли в осаде, оттого и прошу у вас этой малости». Древляне же, обрадовавшись, собрали от двора по три голубя и по три воробья и послали к Ольге с поклоном. Ольга же сказала им: «Вот вы и покорились уже мне и моему дитяти – идите в город, а я завтра отступлю от него и пойду в свой город». Древляне же с радостью вошли в город и поведали обо всем людям, и обрадовались люди в городе. Ольга же, раздав воинам – кому по голубю, кому по воробью, приказала привязывать каждому голубю и воробью трут, завертывая его в небольшие платочки и прикрепляя ниткой к каждому. И, когда стало смеркаться, приказала Ольга своим воинам пустить голубей и воробьев. Голуби же и воробьи полетели в свои гнезда: голуби в голубятни, а воробьи под стрехи, и так загорелись – где голубятни, где клети, где сараи и сеновалы, и не было двора, где бы не горело, и нельзя было гасить, так как сразу загорелись все дворы. И побежали люди из города, и приказала Ольга воинам своим хватать их. А как взяла город и сожгла его, городских же старейшин забрала в плен, а прочих людей убила, а иных отдала в рабство мужам своим, а остальных оставила платить дань».

Слава о твердости и решительности княгини распространилась по всей Руси, что помогло ей спокойно править подвластными землями и провести налоговую реформу. «Отправилась Ольга к Новгороду, – свидетельствовал летописец, – и установила по Мсте погосты и дани и по Луге – оброки и дани, и ловища ее сохранились по всей земле, и есть свидетельства о ней, и места ее и погосты, а сани ее стоят в Пскове и поныне, и по Днепру есть места ее для ловли птиц, и по Десне, и сохранилось село ее Ольжичи до сих пор. И так, установив все, возвратилась к сыну своему в Киев, и там пребывала с ним в любви».

Однако, конечно, на Руси после этого не установился матриархат, и ни о какой свободе в выборе занятий для женщин речи не шло еще более чем тысячелетие. И даже другие русские княгини, а затем царицы правили своими подданными и землями вместо малолетних сыновей не вполне легально и вполне временно. Дочь царя Алексея Михайловича Романова царевна Софья попыталась было сделать властные прерогативы легальными, объявив себя правительницей при посаженных одновременно на престол братьях – больном и слабоумном Иоанне и малолетнем Петре. Однако ее правление окончилось, как только Петр Алексеевич окреп и сумел оказать ей достойное сопротивление.

Все последующие русские царицы и императрицы, начиная с вдовы Петра Великого Екатерины I, получали власть только по наследству или свергнув предыдущего правителя. То же правило распространялось и на право управления собственностью: женщина превращалась во владельца торгового дела или мануфактуры исключительно по наследству.

Не всегда, правда, женщинам удавалось справиться с унаследованным производством. Так, вдова М.В. Ломоносова, получив в 1765 году в наследство основанный им стекольный завод под Ораниенбаумом, промучившись три года, предпочла просто закрыть его. И примеры подобного рода лишь укрепляли сановников в мысли, что женщинам не следует доверять управление не только крупными капиталами или мануфактурами, но даже малыми ремесленными мастерскими. Возможно, поэтому вдове, унаследовавшей мастерскую, было законодательно запрещено нанимать новых работников, ведь необоснованное расширение производства могло привести к разорению и мастерской, и семьи ее покойного владельца. Законы империи подталкивали вдов, владеющих промышленной собственностью, к новому замужеству, чтобы формально управление вновь перешло к мужчине.

...

Вдове, унаследовавшей мастерскую , было законодательно запрещено нанимать новых работников, ведь необоснованное расширение производства могло привести к разорению и мастерской, и семьи ее покойного владельца.

В результате женщин, владевших фабриками и мануфактурами в самых промышленно развитых частях империи, можно было перечесть по пальцам.

«Ведомость о мануфактурах в России за 1813 и 1814 годы, – писала историк Г.Н. Ульянова, – содержит сведения об 11 фабриках, в том числе 7 текстильных. Этими предприятиями владели 9 женщин, из которых 7 продолжали дело после смерти мужа-купца, 1 – дочь после смерти отца-купца и 1 владелица числилась мещанкой. Две купчихи унаследовали от мужей по два предприятия. Анна Куманина получила суконную фабрику, где работало 26 вольнонаемных рабочих (фабрика занимала 3-е место по объему производства в Москве, изготавливая 74 тыс. аршин тонкого сукна), и красильную фабрику (количество рабочих неизвестно). Анна Фомина получила фабрику по производству шелковых платков (18 вольнонаемных рабочих) и фабрику по производству хлопчатобумажной ткани-нанки (количество рабочих неизвестно)».

С годами их количество увеличивалось. Но в 1835 году в Москве лишь 35 особ женского пола владели тем же числом предприятий. А к концу XIX века, в 1890 году, 54 предпринимательницы имели 56 фабрик, заводов и мануфактур. В таких условиях никакой речи о равных правах и возможностях для мужчин и женщин-владельцев даже не заходило.

Не лучше обстояло дело и с другими профессиями. Женщинам простого звания охотно предоставляли любую тяжелую и неквалифицированную работу. Нередко обедневших и обездоленных представительниц неподатных сословий, включая дворянок, у которых не было достойного защитника и покровителя, отправляли на работы на фабрики, где они находились до самой смерти. Из «чистых» профессий женщинам оставались лишь места гувернанток, домашних учительниц да работа в модных мастерских, которая, кстати, в XVIII–XIX веках отнюдь не считалась в обществе почетной или даже приличной.

А уж о занятиях чисто мужских и вовсе говорить не приходилось. К примеру, императрицы Елизавета Петровна и Екатерина II любили щеголять в офицерских мундирах. Временами в военной форме появлялись и другие представительницы царской семьи, но это вовсе не означало, что женщины служили в армии. Единственная женщина-офицер Надежда Андреевна Дурова стала исключением, служившим лишь подтверждением этого правила. В 1806 году она, переодевшись казаком, бежала из дома, прибилась к казачьему полку, а затем поступила в Конно-польский уланский полк, с которым храбро воевала во время заграничной кампании. Выдало ее письмо отцу, написанное перед сражением, в котором она просила родителя простить причиненную семье боль, которая, может быть, усилится после ее смерти в бою. Это письмо живший в столице дядя показал знакомому генералу, и вскоре слух о кавалерист-девице дошел до императора Александра I. Ее лишили оружия и свободы передвижения и отправили с сопровождающими в Санкт-Петербург.