Читать книгу "Тайна Марии Стюарт - Маргарет Джордж"

Свое первое причастие она приняла на Пасху, одетая в платье из белоснежной тафты. На ее каштановых волосах красовалась диадема из королевских лилий, а в руках она держала четки из слоновой кости, подарок бабушки из рода Гизов. К своему двенадцатилетию, после долгой подготовки у исповедника отца Мамеро, она жаждала совершить это таинство, и в конце концов ее дядя-кардинал объявил, что она к этому готова.

«Это самый счастливый день в моей жизни», – написала она в своем маленьком дневнике тем вечером. Матери в Шотландию она сообщила: «Дорогая мама, я наконец стала истинной дочерью Церкви…»

Мария закрыла глаза и снова увидела лилии Мадонны вокруг алтаря, открывавшие свои гладкие белые горлышки, словно они готовились запеть «аллилуйя»; она увидела огонь толстой пасхальной свечи и нежную улыбку на алебастровом лице Девы Марии. «Сегодня я побывала в раю», – подумала она.

Но здесь, на французской земле, все ее чувства купались в роскоши, к которой она с возрастом все больше привыкала. Она тешила свой аппетит клубникой из Сомюра и арбузами, давно выращиваемыми в долине Луары садовником из Неаполя; паштетом из форели, турскими пирожными и вином из Аннонвилля с изысканным букетом. Ее обоняние ублажали искусные творения итальянских парфюмеров Екатерины Медичи, работавших с цветами на полях Прованса и создававших благовонные эссенции, которые можно было наносить на шею и запястья, или отдушки для перчаток и накидок. Гиацинты, жасмин, фиалки – все эти ароматы плыли по комнатам и доносились из ванных комнат.

Кожу ласкали притирания и прикосновения шелка, бархата, нежного меха и перчаток из мягчайшей оленьей кожи; подушки и перины, набитые гусиным пухом, манили свой мягкостью на исходе дня, а зимой в Фонтенбло недавно установленные немецкие изразцовые печи обеспечивали центральное отопление.

Взор постоянно радовала красота обычных вещей с роскошными излишествами: хрустальные зеркала, украшенные бархатными и шелковыми лентами, или пуговицы с инкрустированными самоцветами. Пышные фейерверки отражались в реке, и взгляд невольно останавливался на полотнах Леонардо да Винчи или черно-белом шахматном узоре из мраморных плиток в длинной дворцовой галерее над рекой Шер, с тихим плеском несущей свои воды внизу.

Повсюду слышались приятные звуки: щебет ручных канареек и более экзотических птиц в садовых птичниках, лай собак на несравненных королевских псарнях, плеск и журчание фонтанов в парке. И над всем этим разносились мелодичные звуки французского языка – изящные шутки, остроумные разговоры и голоса придворных поэтов, читавших стихи в честь мира аристократических грез, который они наделили меланхоличной философией бренности всего сущего.

Но для Марии и ее спутников все это казалось вечным и неизменным, а сетования поэтов они считали литературным вымыслом. Разумеется, были незначительные изменения: королевская семья продолжала разрастаться, и в детской появлялись новые жильцы. Екатерина Медичи стала грузной, и ее талия исчезала даже в перерывах между беременностями. Диана де Пуатье внешне ничуть не изменилась, казалось, она неподвластна времени, но даже она начала задумываться о постройке своей гробницы… разумеется, из белого мрамора.

Однажды вечером, когда Мария составляла компанию герцогине в ее апартаментах, она наблюдала, как Диана, сидевшая за туалетным столиком, перекладывает свои парфюмы и кисточки в серебряной оправе. Спина Дианы была такой же прямой, как всегда, а ее по-прежнему густые серебристые волосы были затейливо уложены и скреплены алмазной заколкой. Но ее лицо, отражавшееся в зеркале, казалось печальным. Внезапно она повернулась к Марии и сказала:

– Вы будете более красивой, чем я.

Мария начала возражать, но герцогиня отмахнулась от нее:

– Пожалуйста, не прекословьте. Я говорю правду. Не отрекайтесь от этого, как я не отрекаюсь от своей участи. Я горжусь тем, что вы будете наследницей моей красоты, и рада передать вам эту обязанность.

Мария рассмеялась, хотя почувствовала себя неуютно. Неужели Диана смертельно больна? Может быть, она просто задумалась о своем завещании?

– Сейчас мне пятьдесят пять лет. Разве мое время не настало? Я долго правила в царстве красоты, но это тяжкое бремя. Добро пожаловать! – Она указала на свой портрет с обнаженной грудью. – Вы шокированы? Разве вам не хотелось бы позировать в таком виде?

– Нет, мадам, – тихо ответила Мария, но не смогла удержаться от вопроса: – Когда написали эту картину?

– Всего лишь несколько лет назад. Вот теперь вы действительно шокированы! Не стоит беспокоиться. Художники великодушны; не только Бог может создавать что-то из ничего. Наши придворные живописцы тоже преуспели в этом.

Марии всегда нравилось смотреть, как двигается и говорит герцогиня.

– Вы всегда будете править в царстве красоты, – сказала она. – Боюсь, это не та должность, от которой можно отказаться, вроде хранителя королевской печати или королевского казначея.

– Увы, это так, – согласилась Диана де Пуатье. – Скорее подрастайте и освободите меня от этой должности. Время вознесет вас и свергнет меня с пьедестала.

Два старших дяди Марии укрепляли свою власть и положение при дворе. Кардинал расширил свою сферу влияния, а le Balafre прославился как герой в битве при Меце, когда город был отвоеван у императора Карла I, враждовавшего с Францией. В Шотландии мать Марии официально утвердили регентом, она продолжала попытки вытеснить англичан. В самой Англии умер Эдуард VI, и на трон взошла его сводная сестра Мария Тюдор, ревностная католичка. В течение следующих нескольких месяцев она снова сделала Англию католической страной и взяла в мужья короля Испании Филиппа II. Во Франции это восприняли как катастрофу, так как теперь Англия и Испания могли объединиться против нее и попытаться завоевать. Это означало, что Шотландия внезапно оказалась очень важным союзником для Франции из-за ее стратегического положения.

В возрасте одиннадцати лет Мария обзавелась собственной свитой и отдельными покоями. Теперь, когда настало время, она была рада оставить королевскую детскую. Там стало слишком тесно: целых шесть детей династии Валуа делили с ней ее апартаменты. Мария все более остро чувствовала пристальное внимание Екатерины Медичи, обращенное на всех детей, и без всяких сожалений избавилась от него.

Королева все чаще полагалась на астрономов и предсказателей, особенно на одного из них, которого называли Нострадамусом. Она настояла на его приезде, чтобы сделать предсказания, касающиеся детей, и когда он увидел Марию, то пробубнил «Я вижу кровь вокруг этой прекрасной головы!», что одновременно раздосадовало и расстроило ее – раздосадовало из-за грубости и расстроило из-за того, что могло оказаться правдой. Ее недовольство астрологом (который в конце концов лишь выполнял свои обязанности) перенеслось на Екатерину, которой следовало вести себя более тактично.

Вместе со своим двором, состоявшим из четырех Марий, Джона Эрскина, отца Мамеро, мадам Райе и личного врача Бургойна, она пользовалась относительной свободой. Ей нравился Бургойн; он был очень молод и лишь недавно завершил учебу в Падуе. Она по-прежнему держала при себе группу шотландских музыкантов, так как любила слушать напевы своей родины, несмотря на насмешки французов. Сами шотландцы наедине друг с другом продолжали разговаривать на родном языке, чтобы не забывать его.