Читать книгу "Черепашкина любовь - Вера и Марина Воробей"

– Отдыхаем?

Геша рассеянно кивнул в ответ.

– Ну, ну-у, – протянул Юрка и уставился на Лу, которая в эту секунду тщетно пыталась засунуть руку в рукав дубленки.

Ей мешал шарф, но она была в таком возбужденном состоянии, что никак не могла понять, в чем дело. Наконец она с силой дернула шарф за высунувшийся конец и, глядя на Юрку, попросила:

– Ты бы не мог меня проводить?

– Проводить? – Он удивленно вскинул брови. – А ты разве уже уходишь? В такую-то рань! Ах, извините, я кажется, нарушил вашу идиллию!

– Что ты несешь, Ермолаев?! – покраснев от злости, выкрикнула Лу, схватила свою сумку и выбежала из кафе.

20

«Этот придурок поставил снегоход прямо под моими окнами!» – писал Шурик Апарин. Его повесть без всякого перехода превратилась в личный дневник, каждая строчка которого дышала праведным гневом. Он уже и сам был не рад, что затеял всю эту историю. Прежде всего потому, что, невзирая на внешнюю раскованность, граничившую порой с распущенностью, Шурик по своей сути был замкнутым и, как большинство творческих людей, очень одиноким человеком. И Геша Ясеновский уже в течение нескольких лет являлся практически единственным его другом. Но даже дневнику он не доверил бы своих самых сокровенных переживаний. Уж лучше выплеснуть всю злость, тогда хоть на какое-то время становится легче!

«Удивительно еще, что снегоход не сперли! Правда, бензина в баке не было ни капли. Но каков придурок, а?! Все каникулы, главное, пользовался, рассекал там сугробы на своей даче, а теперь вернул, значит, и думает, что все в порядке! Нет, брат Гешмарат! Ты меня еще плохо знаешь!» – писал мучимый бессильной злобой человек, потерявший друга…

И больше в этой истории мы не станем возвращаться ни к Шурику, ни к его повести, которой, видно, просто не суждено было стать законченной.

Немного отойдя от кафе, Лу достала из сумки мобильный телефон и, от волнения путаясь в кнопках и цифрах, принялась лихорадочно набирать Черепашкин номер. Но у той было занято. Лу нажала на «повтор». Из трубки снова послышались короткие гудки. Она пыталась дозвониться до Люси, совершенно не представляя себе, что скажет, если та подойдет к телефону. Лу запуталась в собственных чувствах и мыслях. Такого смятения она не испытывала еще ни разу в жизни. Со злостью швырнув на дно сумки ни в чем не повинную серебристую трубку, она быстро зашагала в сторону остановки.

Юрка, который сам себе не признавался, что с самого первого дня только тем и занимался, что выискивал доказательства подлости и низости Геши, получив их наконец, не смог утерпеть ни минуты. Он чувствовал себя прямо-таки обязанным открыть Черепашке глаза. Пусть знает всю правду! И ведь не зря, оказывается, он всегда недолюбливал эту лживую Лу Геранмае! В «Клонах» имелся специальный телефон, по которому мог позвонить любой посетитель кафе. Юрка воспользовался этой возможностью впервые.

Геша покинул заведение сразу же вслед за Лу. Юрка видел, как быстро, глядя себе под ноги, он пошел в противоположную сторону. Конечно, он не мог не понять, не почувствовать, что тут что-то не так, что если бы между Лу и этим Гешей что-то было, они бы не вели себя так. И Лу не стала бы его просить проводить ее… Юрка Ермолаев все это очень хорошо понимал. Но слишком долго, целых две недели, он мучился и страдал, пристально следя за развитием отношений Черепашки и Геши. Выходит, любящее сердце может быть не только зорким и чутким, но часто и злым, и жестоким…

Его сообщение Черепашка восприняла на удивление спокойно. Каким-то вялым, безжизненным, незнакомым ему в голосом она сказала:

– Вот как? Понятно… Ну ладно, до завтра, пока.

Юрке показалось, что Люся совсем не удивилась, точно ожидала услышать что-нибудь в этом роде. Впрочем, это почти так и было. В тот самый момент, когда Черепашка, вернувшись с телецентра, звонила Гене и никто не брал трубку, она с какой-то пронзительной ясностью вдруг почувствовала, нет, даже не почувствовала, а увидела: они сейчас вместе. Лу и Гена.

21

А к вечеру у Черепашки начался жар. Ртутный столбик градусника поднялся до отметки сорок один и три. Посоветовавшись по телефону со своим приятелем-врачом, Елена Юрьевна вызвала «скорую помощь». Приехавший доктор внимательно осмотрел Люсю, прослушал бронхи, легкие, спросил, не болит ли у нее живот, потом, приложив левую ладонь к спине, двумя пальцами правой руки «простучал» ее почки. А в довершение, задумчиво предположив, что причиной повышенной температуры может быть аллергическая реакция на какой-нибудь пищевой продукт или стиральный порошок, доктор сделал Люсе жаропонижающий укол и уехал.

Утром термометр показывал тридцать пять и три. У Черепашки ничего не болело, есть ей совсем не хотелось. Целый день она пила только горячий чай с лимоном. Елена Юрьевна подумала, что это нормально, когда после такой высокой температуры у человека пропадает аппетит. Однако и на другой день Люся наотрез отказалась от еды. Раз семь или восемь звонила Лу, но Черепашка не стала с ней разговаривать, впрочем, и на другие звонки она не отвечала. Елена Юрьевна попыталась сама выспросить у Лу, что произошло, но та отвечала уклончиво, лишь намекнув на какой-то разлад в отношениях Черепашки и Геши. Кстати, сам он так и не позвонил.

Вот уже второй день Люся лежала, отвернувшись к стене, и на любое предложение мамы – включить телевизор, музыку, принести книжку, журнал или что-нибудь еще – отвечала тусклым голосом:

– Что-то не хочется.

– А чего тебе хочется? Подумай, – настаивала Елена Юрьевна. С каждым часом в душе ее росла тревога.

– Ничего не хочется.

– Совсем?

– Совсем.

– Но так не бывает! Чего-то обязательно должно хотеться. А хочешь, я тебе вслух почитаю?

Люся с детства обожала, когда ей читали вслух. Но у Елены Юрьевны, как правило, не находилось на это времени. Да и потом, чего вслух-то читать, если она уже взрослая? Однако стоило только Люсе заболеть, что, к счастью, случалось с ней довольно редко, как добрая традиция тут же возобновлялась, и все вечера напролет Черепашка слушала низковатый и успокаивающий голос мамы. На душе сразу становилось уютно и безмятежно, как бывает только в самом раннем детстве. Больше всего на свете Люся любила засыпать под мамин голос.

– Так как, почитать? – переспросила Елена Юрьевна.

– Что-то не хочется…

На третий день даже запах пищи начал вызывать у Люси тошноту. Она по-прежнему ничего не ела, говорила мало, лишь односложно отвечая на вопросы совершенно бесцветным, апатичным голосом. Елена Юрьевна снова позвонила приятелю-врачу и попросила его приехать. После совсем короткого разговора с Люсей Виктор (так звали врача) очень серьезным голосом сообщил Елене Юрьевне, что на лицо все симптомы депрессии и что если Люсю немедленно не положить в больницу, может наступить истощение, неизбежно влекущее за собой необратимые изменения обмена веществ в организме.