Читать книгу "Руигат. Рождение - Роман Злотников"

Удар немца старший лейтенант встретил блоком левой руки и тут же провел ему прямой в челюсть, а взять фрица на удушающий не успел – в этот момент кореец вырубил американца и плавным, скорее даже текучим, движением скользнул к нему. Иван чуть отскочил назад и принял боксерскую стойку. Кореец прыгнул, на лету выбросив вперед левую ногу. Метил он противнику ниже пояса, да тренер в секции джиджитсу всегда говорил Ивану, что у него очень хороша реакция, так что офицер успел подставить коленку, на которую и пришелся удар. Ивана чуть развернуло, но прямой в нос правой и хук левой ему удались почти идеально. На тренировках так не получалось, как здесь… Поэтому кореец только хрюкнул и мягко сложился у его ног. Иван шумно выдохнул, отыскивая взглядом фрица, но тот нашелся сам, вынырнув откуда-то слева и впечатав свой крепкий кулак прямо ему в диафрагму. В последний момент старший лейтенант успел напрячь мышцы пресса, что немного скомпенсировало удар, но все равно дыхание перехватило. А немец между тем не терял времени, снова и снова обрушивая на него удары.

– Russische Schwein! Kommunistische Schwein![18]– ревел он, метя по уху, по скуле, в челюсть, в диафрагму, опять по уху.

Иван под градом ударов отступал, уворачиваясь и подставляя под фашистские кулаки то плечо, то локоть, то предплечье…

– Остановитесь! О, Мать Бездны, успокой их безумство! Верни разум этим… этим… тем, кто еще может стать людьми! Остановитесь, заклинаю вас всем святым для вас! – Этот голос Иван слышал краем уха – похоже, кричал тот чудак ученый. Но сейчас это было не важно. Совершенно не важно…

Наконец Иван настолько очухался, что сумел поймать момент и, поднырнув под очередную линию удара фрица, провел захват его предплечья, тут же взяв на болевой. Немец глухо взвыл и попытался достать его другой рукой.

– Остановитесь! Глядя на вас, я уже сам теряю рассудок! Хватит!..

Иван посильнее надавил на согнутое запястье, намереваясь сломать фрицу кисть, чтобы он больше не был таким шустрым, но тут на его многострадальное ухо обрушился еще один удар. Это очухался кореец. Ивана вместе с фрицем повело влево, он рефлекторно надавил – раздался хруст, немец коротко вскрикнул, но не обмяк, а бешено дернулся, пытаясь вырваться из ослабевших рук русского. С той стороны, откуда напал кореец, послышалось шумное «И-эх!» – и сразу после этого довольный возглас еврея-американца:

– Так-то, макака желтожопая!

А затем в ушах вдруг раздался какой-то странный звон, от которого мышцы сразу начали обмякать. Иван скрипнул зубами, изо всех сил пытаясь удержать фрица, однако руки слушались все хуже и хуже. Спустя несколько мгновений немец вывернулся из захвата, но отчего-то не перешел тут же в атаку, а, тряся головой, с искаженным страдальческой гримасой лицом рухнул на пол. Иван, шатаясь, на дрожащих ногах сумел-таки удержаться еще на пару секунд в вертикальном положении – и тоже упал. Его взгляд, устремившийся к куполу, заприметил, что головы Змея Горыныча поменяли свое положение и теперь висели вплотную друг к другу точно над четырьмя бойцами. А в следующее мгновение яркий свет, изливающийся из их глоток, вспыхнул просто нестерпимо, и сразу после этого наступила тьма…

Глава 6

Иван лежал на уже знакомом квадратном постаменте, осторожно трогая пальцами опухшее ухо, и время от времени, морщась, облизывал языком раздувшуюся от удачного удара фрица губу. За кем осталось поле боя и как он снова очутился в этой комнате, офицер не помнил. Звон, яркий свет – и в следующее мгновение он валяется на своем ложе и тупо пялится в светящийся матово-белый потолок. Сначала, когда он только очнулся, боли не чувствовалось, но когда попытался повернуть голову, чтобы посмотреть, на месте ли проем, и задел покрытие ложа многострадальным ухом, на которое несколько раз обрушивались удары корейца, чуть не взвыл. Похоже, кореец сломал ему ушной хрящ. Вот ведь сволочь! Точно американский товарищ еврей заметил – макака! Кто такие макаки, старший лейтенант знал, поскольку еще во время службы в Кремлевском полку побывал в зоопарке. Их батальонный комиссар регулярно организовывал коллективные посещения красноармейцами различных заведений культуры – зоопарка, цирка, планетария, а также музеев и картинных галерей. Для повышения культурного уровня. Среди бойцов наибольшим успехом пользовались походы в музеи и картинные галереи, поскольку там можно было увидеть статуи и портреты голых баб. Впрочем, красноармейцы радовались любой экскурсии – индивидуальных увольнений не было, и каждый выход за пределы расположения полка считался наградой…

Страдания Ивана оказались напрасными – проем на месте стены исчез. Офицер досадливо скривился: ну вот, всё по новой! Он осторожно оперся на руку и сел. Предплечья, локти, плечи болели. И это было хорошо – значит, он сумел блокировать большую часть мощных ударов немца. И вообще, если бы не этот проклятый звон, он бы точно прикончил гада, несмотря на присутствие корейца…

Некоторое время Иван сидел, анализируя произошедшее. Результат анализа его не порадовал, поскольку порождал больше вопросов, чем ответов. Например: если это секретный немецкий объект, то почему фриц оказался точно в таком же положении, как и он сам – голым и без оружия? Почему во время драки не появилась охрана? Почему кореец начал сражаться на стороне гитлеровца? И вообще, почему он, Иван Воробьев, старый боец и опытный разведчик, до сих пор не имевший проблем с самоконтролем, вот так, ни с того ни сего вспыхнул гневом и бросился в драку?.. Ответов на эти вопросы не было. Офицер вздохнул и качнулся вперед, собираясь подняться на ноги. Но тут светящийся потолок вроде как расступился, и сквозь него в комнату вдвинулась огромная башка Змея Горыныча. Иван рефлекторно рухнул на спину и выставил руки, лихорадочно прикидывая, куда ловчее врезать, когда эта тварь приблизится. Но башка остановилась под самым потолком. А затем пасть распахнулась шире – и в белесом свечении, заполнявшем ее, внезапно проступило нечто, что поначалу старший лейтенант не смог идентифицировать, а когда наконец ему это удалось, ошарашенно мотнул головой, отчего ухо снова задело ложе и он зашипел от острого приступа боли.

– Лягте, – велел нос.

Да-да, из белесого свечения в пасти Змея Горыныча торчал обычный человеческий нос.

– Я сказал – лягте!

Иван озадаченно покосился по сторонам: к кому этот нос обращается-то? А Змей Горыныч еще шире разинул пасть, которая уже занимала половину потолка, и стало понятно, что нос не сам по себе, а принадлежит тому самому ученому, с которым Иван говорил в том самом зале, где извивалось тело этого самого Змея Горыныча. Белое же свечение в пасти башки Змея – что-то вроде киноэкрана, только демонстрируемый на нем фильм – цветной и… ну совсем как настоящий. Казалось, протяни руку – и окажешься внутри.

– О, Мать Бездны, еще раз говорю вам – лягте, лягте на свои ложа! Так вам будет лучше видно и слышно все то, что я хочу вам рассказать.

Ах, вот оно что… Значит, кино показывают не ему одному, а чудной ученый с еще более чудным именем Беноль как-то подсматривает за всеми. Может, через какую-то специальную киноустановку… или нет, там же нужно еще пленки проявлять… ну так через особенный бинокль или стереотрубу. Короче, через что-то. И сейчас он пытается уговорить остальных лечь на ложа, с которых, естественно, гораздо удобнее пялиться в потолок. Так что Иван устроился поудобнее, ожидая, пока ученому удастся загнать остальных на места и он начнет говорить. Может, хоть что-то прояснится.