Читать книгу "Совсем того! - Жиль Легардинье"

— Оставь нас в покое, — проворчал Манье. — Видишь, мы делом заняты.

Он двинул вторую пешку. Блейк немедленно пошел конем.

— Англия всегда очень быстро пускает в ход кавалерию… — прокомментировал Филипп. — При Ватерлоо это дорого нам обошлось.

— Я не Англия и, несмотря на мой возраст, не был при Ватерлоо.

— Вы правы. Всегда одно и то же. Встречаешь иностранца и применяешь к нему расхожие штампы.

— Вот именно, — согласился Блейк.

— Встретив испанца, мы говорим ему «Оле», а с итальянцем заводим беседу о пицце, мафии и Венеции. У вас то же самое?

— Полагаю, да, потому что, когда задумываешься о французах, сразу представляешь себе лягушку в берете и с багетом, которая злится, пытаясь противопоставить себя другим лягушкам, гораздо большим, чем она сама. Но мы ошибаемся, вы совсем не похожи на лягушек.

— К тому же никто уже давно не носит беретов… А знаете, какими мы видим вас?

— Скажите.

— Педантичными, манерными, коварными, думающими только о себе.

— Спасибо.

— Не за что. А еще вас считают несексуальными…

— Несексуальными?

— Говорят, чтобы узнать, сколько раз англичанин занимался любовью, надо просто посчитать, сколько у него детей.

— Бедный я, бедный, у меня одна дочь! А каким животным вы нас представляете?

— Англичанин — это и есть разновидность животного… Блейк расхохотался:

— Моя жена была француженка, но она ничего такого мне не говорила.

Вернулась Юпла с палкой в зубах.

— Отдай нам, — сказал ей Манье. — Иди погоняй кроликов с белками.

Видя, что хозяин не хочет ею заниматься, собака повернулась к Блейку. Она положила палку к его ногам и чуть отошла назад, виляя хвостом. Эндрю поднял палку:

— Вы сговорились, чтобы не дать мне сосредоточиться, да? Он перебросил палку через соседние кусты. С быстротой молнии собака устремилась за ней.

Манье прислушался:

— Слышите, колокольчик звонит?

— Нет, не обратил внимания. Так мы играем?

Манье двинул слона сквозь образовавшийся коридор из пешек. Блейк хотел было что-то сказать по этому поводу, но воздержался. Манье продолжал:

— Должен вам признаться, меня поражает то, как вы говорите по-французски. Без ошибок, каждое слово на своем месте…

— Благодарю вас.

— На вашей прошлой работе вы много практиковались во французском?

— Нет, но я много читаю. Диана любила книги, и я часто перечитываю те, которые ей особенно нравились.

Блейк ожидал, что Манье спросит, что это за книги, но не учел склонности Филиппа к неожиданным поворотам мысли.

— И еще одно меня изумляет, — продолжал он, — я ни разу не слышал от вас ни одного ругательства…

— Я считаю, что они бесполезны.

— Вы никогда их не употребляете?

— Стараюсь избегать.

— И вы никогда никого не оскорбляете?

— Можно проявить силу и без оскорблений. Иногда самое корректное высказывание может задеть больнее, чем ругательство. Бранные слова теряют смысл, потому что люди бросаются ими как попало.

— Пожалуй, вы правы. Но я считаю, что богатство языка определяется, кроме всего прочего, разнообразием его бранных слов. Во французском у нас их длинный список. Прямо-таки арсенал средств, от, можно сказать, безобидных до самых что ни на есть грубых. Вы можете обозвать того, кто вас достал, идиотом, кретином, придурком, уродом, а в случае чего перейти и к высшему пилотажу. Если хотите, я могу вас кое-чему научить для расширения, так сказать, кругозора. Я уж не говорю про тяжелую артиллерию — это когда в дело идет ваша родословная… Хотите?

— Спасибо, Филипп.

Со стороны дорожки прозвучал голос, от которого они оба вздрогнули:

— И во что же это вы играете?

Появилась Одиль — красная, запыхавшаяся, явно чем-то встревоженная.

— В шахматы, благородная игра, — ответил Манье.

— И ругаетесь при этом как первоклашки?

— А вы, — обратилась она к Блейку, — конечно, не слышали колокольчика?

— Филипп мне что-то говорил про колокольчик пару минут назад.

— И вам не пришло в голову, что вы можете понадобиться Мадам?

— Я не знал, что должен реагировать на такого рода сигналы. В любом случае я отказываюсь отзываться на звонок. Но всегда к услугам, когда меня зовут.

— Вот идите и объясните все это Мадам, она ждет вас уже битый час.

27

— Я с ума схожу! До того дошла, что караулю его возле работы. Самое ужасное, что он выглядит как ни в чем не бывало. Даже кругов под глазами нет. Представляете, разговаривает с сослуживцем и хохочет, я сама видела. Как же так? Я ношу его ребенка, бьюсь совсем одна, а он веселится. Значит, он меня уже забыл?.. В среду я весь вечер проторчала возле его дома, вглядывалась в его окна. Я мало что увидела, только как он несколько раз подошел к холодильнику. Мне показалось, судя по отсветам на потолке в гостиной, он или играл на компьютере, или смотрел телевизор. А я, беременная, в это время мерзла на улице и умирала от тоски! Боялась, что люди примут меня за проститутку. И все это по его вине! Десять дней и десять ночей я жду, месье Блейк. И ни одной эсэмэски, ни слова по электронной почте, ничего. Я не сплю, я не живу. У меня больше нет сил. Девушка вытерла глаза.

— Манон, слезами делу не поможешь. Десять дней по сравнению со всей жизнью — это капля в море. А в делах такого рода поспешность к добру не ведет.

— Простите меня, но это черт знает что! — взвилась девушка. — Вы говорите как по-писаному. Вам легко быть рассудительным, вас ведь это не касается. Вы когда-нибудь делались больным от ожидания? Ваша жизнь когда-нибудь зависела от ответа, на который вы никак не могли повлиять?

Слова Манон подействовали на Блейка как ведро ледяной воды. Девчушка была права. Если он немного напряжет память, то вспомнит, как часто находился в состоянии мучительного ожидания. Он прятался за шаблонными фразами как за запертой дверью, за которой пылились его воспоминания, его подлинные чувства и эмоции. Манон распахнула эту дверь, и все они хлынули в его память. Он вспомнил, как впервые увидел Диану, на концерте, — тогда один их общий знакомый пообещал ему дать ее адрес. Шесть дней он ждал и сходил с ума. Потом, когда они уже были женаты, она долго не могла выносить ребенка, они ждали результатов обследования, чтобы узнать, удастся ли сохранить беременность. Одиннадцать бессонных ночей. А когда его мать надеялась, что излечится от рака, он изо всех сил старался казаться спокойным, а сам плакал в одиночестве, ожидая приговора врачей. Таких примеров можно было насчитать десятки. Не все ожидания заканчивались катастрофой, далеко не все. В конце концов он позвонил в дверь Дианы под смешным предлогом, что она потеряла свой шарф, хотя прекрасно знал, что это шарф не ее. И Сара появилась на свет. Но в каждом таком случае он отдал бы все, чтобы стрелки его часов шли быстрее, чтобы дни летели, как секунды.