Читать книгу "Проклятие дома Виндзоров - Владимир Абаринов"

Разгадав коварный замысел Альбиона, Временное правительство не желало брать на себя инициативу отзыва приглашения. Керенский (он уже стал премьер-министром) утверждает, что к этому времени ситуация благоприятствовала отъезду, и причин задерживать его не было: «Обитатели Александровского дворца сами только и ожидали часа отъезда. Император постоянно возвращался в разговорах со мной, – особенно тогда, когда я приносил ему новости от его родственников в Англии. Между тем положение улучшалось в России. Административное колесо наладилось в руках правительства и в хорошем состоянии. „Человек улицы“ начинал интересоваться значительно меньше судьбой царя, потому что вставали другие проблемы, бесконечно более важные. Это был благоприятный момент для того, чтобы организовать путешествие царской семьи из Петербурга в Мурманск, не подвергая ее никакой опасности. С согласия кн. Львова наш новый министр ин. д. Терещенко осведомился у сэра Дж. Бьюкенена о времени, когда английский крейсер сможет взять низложенного монарха и его семью. Одновременно, при содействии датского министра Сковениуса, было получено обещание немецкого правительства, что никакая подводная лодка не нападет на судно, везущее изгнанников. Сэр Дж. Бьюкенен и все мы ждали с нетерпением ответа из Лондона».

Наконец в середине июня или первых числах июля ответ пришел. По выражению Керенского, Бьюкенен довел его до сведения Терещенко «со слезами на глазах, едва подавляя свое волнение». Текст отказа от убежища Керенский сам не видел, знал его только в пересказе, но утверждает, что он содержал иронический намек на немецкие симпатии царицы.

По предположению Милюкова, Керенский что-то путает: возможно, Терещенко просто пересказывал ему содержание телеграммы от 28 марта, которую так эмоционально, по словам дочери, воспринял посол.

Ллойд Джордж в своих мемуарах подвел итог переговорам следующим образом:

...

«Мы предложили императору убежище, согласно обращенной к нам просьбе Временного правительства, но сопротивление Совета, которое оно не имело силы превозмочь, все росло и углублялось. Правительство не решалось взять на себя ответственности за отъезд императора и отказалось от первоначального намерения. Оно взяло на себя инициативу просить вас оказать гостеприимство и убежище царской семье. Мы изъявили нашу готовность и настаивали на ускорении выезда, и большего мы сделать не могли. Наше предложение осталось открытым, и мы его взяли назад. Если это преимущество не было использовано, то только потому, что Временное правительство не могло справиться с оппозицией Совета… Конец событий был поистине трагическим, и его подробности наполнят ужасом грядущие поколения человечества. Но за эту трагедию наша страна не может нести какой-либо ответственности».

Этот отрывок практически текстуально совпадает с оправданиями Бьюкенена:

...

«Мы предложили убежище императору, согласно просьбе Временного правительства, но так как противодействие Совета, которое оно напрасно надеялось преодолеть, становилось все сильнее, то оно не отважилось принять на себя ответственность за отъезд императора и отступило от своей первоначальной позиции. И мы должны были считаться с нашими экстремистами, и для нас было невозможно взять на себя инициативу, не будучи заподозренными в побочных мотивах. Сверх того, нам было бесполезно настаивать на разрешении императору выехать в Англию, когда рабочие угрожали разобрать рельсы впереди его поезда. Мы не могли предпринять никаких мер к его охране по пути в порт Романов. Эта обязанность лежала на Временном правительстве. Но так как оно не было хозяином в собственном доме, то весь проект в конце концов провалился».

Впоследствии княгиня Ольга Палей, вдова великого князя Павла Александровича, обвиняла во всем посла Бьюкенена, который, дескать, учинил у себя в посольстве революционный штаб и при этом «действовал из чувства личной злобы». «Император его не любил, – пишет мемуаристка, – и становился все более холодным к нему, особенно с тех пор, как английский посол связался с его личными врагами. В последний раз, когда сэр Джордж просил аудиенции, император принял его стоя, не попросив сесть. Бьюкенен поклялся отомстить, и так как он был очень тесно связан с одной великокняжеской четой, то у него одно время была мысль произвести дворцовый переворот». (Великокняжеская чета – великий князь Кирилл Владимирович и его жена Виктория Федоровна, внучка королевы Виктории.)

На это Бьюкенен отвечает, что думские вожди, будущие министры Временного правительства, которых он принимал в посольстве, в большинстве были монархистами, а революцию провоцировали Распутин, Штюрмер, Протопопов и Вырубова. «Моей единственной мыслью, – заявляет он, – было удержание России в войне».

Княгиня Палей обвиняет Бьюкенена и в том, что императору не была доставлена телеграмма Георга V:

...

«Английский король, беспокоясь за своего кузена-императора и за его семью, телеграфировал их величествам через посредство Бьюкенена с предложением выехать как можно скорее в Англию, где семья найдет спокойное и безопасное убежище. Он прибавлял далее, что германский император поклялся, что его подводные лодки не будут нападать на судно, на котором будет находиться императорская семья. Что же делает Бьюкенен по получении телеграммы, которая была приказом? Вместо того чтобы передать ее по назначению, что было его обязанностью, он отправляется советоваться с Милюковым, который советует ему оставить эту телеграмму без последствий. Самая элементарная добросовестность, особенно в „свободной стране“, состояла в том, чтобы передать телеграмму по назначению».

Этот упрек несправедлив – Бьюкенен не имел доступа к царскосельским пленникам и никоим образом не мог лично передать телеграмму.

* * *

Напрасно британский посол не обратил внимание на слова Керенского о том, что царь и его семья не смогут уехать из страны, «пока не будет окончен разбор взятых у него документов».

«Временное правительство, – говорит Львов, – было обязано, ввиду определенного общественного мнения, тщательно и беспристрастно обследовать поступки бывшего царя и царицы, в которых общественное мнение видело вред национальным интересам страны».

На то же самое обстоятельство указывает Керенский: «Интеллигентно-буржуазные массы и в частности высшее офицерство определенно усматривали во всей внутренней и внешней политике царя, и в особенности в действиях Александры Федоровны и ее кружка, ярко выраженную тенденцию развала страны, имевшего, в конце концов, целью сепаратный мир и содружество с Германией. Временное правительство было обязано обследовать действия царя, Александры Федоровны и ее кружка в этом направлении».

Это и есть настоящая причина ареста. На обвинениях придворной «камарильи» и лично императрицы в государственной измене строилась вся пропаганда либеральной оппозиции, ее требования заменить ставленников «темных сил» ответственным министерством.