Читать книгу "Теза с нашего двора - Александр Каневский"

Благословенные времена для продавщиц и завмагов — как же они их сейчас оплакивают!..

Но в очередях стояли не только за колбасой и сапогами, но и за пониманием, за справедливостью, за элементарным уважением… Вспоминаю, как в одном ресторане я прочитал социалистическое обязательство: «Быть вежливым с посетителями». И подумал, как же им, бедненьким, трудно уважать нас, если для этого приходится подписывать специальные обязательства. Представляете, что бы они нам наговорили, если бы не обязательства!.. Я с детства был наслышан, что до революции посетители орали на официантов. И с детства наблюдал, как официанты хамят посетителям. Очевидно, жизнь убедила их, что революцию делали только для официантов.

Наконец, разрешение было получено, билеты куплены, и Жора устроил прощальный ужин. Время изменилось и в отличие от тихих и печальных проводов Тэзы и бабы Мани, эти были шумными и весёлыми. По заданию Жоры, Алик Розин снимал их на видеоплёнку, «для истории». Еды и выпивки было в неограниченном количестве — Жора продемонстрировал свои возможности «заднепроходчика».

Пили сперва за благополучный перелёт, за встречу с Мариной и Маней, за Жорино устройство… Потом тосты стали более глобальными: за перестройку, за здоровье Горбачева, за «пролетарии всех стран соединяйтесь»… Этот тост произнесла старуха Гинзбург, всё ещё бодрая и активная. Недавно к ней приезжала дочь из Германии, привезла двух внуков и много подарков. Гинзбург, которая во всеуслышание заявляла, что не пустит изменников на порог, при виде внуков обмякла и прослезилась. Внуки бросились к ней с криком: «Либе гроссмуттер!». Старухе показалось, что они говорят на идиш, и она окончательно разрыдалась, помирилась с дочерью и та уговорила её переехать в Мюнхен. Сейчас Гинзбург исподволь готовила общественное мнение двора, сообщая каждому по очереди, что компартия в ФРГ развалилась, её необходимо укрепить истинными коммунистами и, вероятно, её, Гинзбург, туда скоро командируют.

Во главе стола восседал зубной техник Невинных, который, когда пошла волна эмиграции, вдруг оказался Невинзоном и одним из первых рванул в Америку. Сейчас он прилетел представителем зубопротезной фирмы создавать совместное предприятие на паритете: их зубы — наши рты. Он напоминал всё тот же арбуз, только более раздутый и важный, после каждого слова произносил «окей» и «вэри гуд». Рядом сидела его жена, попрежнему худая и костлявая — всё тот же скелет, только в импортной упаковке. К ним относились с подчёркнутым почтением, даже Галка-Дебилка называла его — «сэр», а её — «сэра».

Разглядывая в объектив заморских гостей, Алик размышлял: они уезжают отсюда опостылевшими евреями, а возвращаются почитаемыми иностранцами, потому что в нашей стране иностранец — самая уважаемая должность.

Рядом с Тэзой сидела Виточка, бывшая лифтёрша. Как только появилась возможность выезда за рубеж, она бросила лифт и два-три раза в год уезжала к своим прежним любовникам. Возвращалась весёлая, возбуждённая, с кучей подарков, которые тут же раздавала всем соседям.

— Встречаясь с прошлым, всегда молодеешь, — радостно шептала она Тэзе. — Помните, я рассказывала про своего француза, который боялся насморка?.. Так вот, с годами он очень изменился. Ему уже за восемьдесят, но он каждое утро обливался холодной водой, конечно, если мне удавалось дотащить его до ванной. — Она качнула бокал с шампанским в сторону Жоры. — За ваши новые грехи и новые измены!

— Все стоящие кавалеры разъезжаются, — вздохнула Муська, раскинувшая на двух стульях свой необъятный зад. — А что делать одинокой женщине, которая ещё в соку?..

— Эх, Мусенька! — произнёс Жора. — Если бы я не уезжал, я бы открыл здесь бордель на хозрасчёте, с коэффициентом трудового участия, и ты бы стала миллионершей.

— Нахал! — Муська игриво рассмеялась и погрозила ему пальчиком.

— Давай тоже сделаем совместное предприятие, — предложил Жоре Мефиль. — Мы с Митей будем делать самогонные аппараты, а ты их там будешь продавать миллионерам.

Броня вручила Жоре записку с номером телефона.

— Пожалуйста, позвоните Диме: детей я уже оформляю, а сама задержусь: мне ещё год до пенсии.

— Зачем вам здесь пенсия, если вы едете туда? — удивился Жора.

Броня подумала, подумала и ответила:

— Пусть будет.

Моряк налил себе рюмку водки и поднялся над столом.

— Позвольте мне. — Стало тихо. Даже Мефиль перестал чавкать. — Прости, Жора, я не о тебе — ты примазавшийся. — Он повернулся к Тэзе. — Я о вашей пруклятой и воспетой нации. Недаром в Библии сказано, что вы — избранный Богом народ.

— Избранный для битья, — вставил Алик, не отрываясь от камеры.

— Верно, парень, верно, вам много досталось. Но это вам и много дало. Не знаю, смог ли бы я когда-нибудь вот так, разом, всё перечеркнуть и всё начинать сызнова. Какая ж для этого воля нужна и какое отчаянье!.. — Он помолчал, выпил, поставил рюмку. — До боли жаль, что вы нас покидаете.

— Не волнуйтесь, — снова вставил Алик, — все не уедем: часть евреев оставим, чтобы антисемиты не теряли квалификацию.

Но Моряк даже не улыбнулся.

— Нет, парень, дело посерьёзней — это называется Исходом. Евреи уходят от нас, как когда-то ушли из Египта — это сигнал тревоги.

— Ничего, с нами греки останутся, — успокоил его Митя, указывая на братьев Кастропуло. — Верно, братаны?

— Выгоните евреев, возьмётесь за нас, потом за грузинов, за узбеков. — проворчал старший, — кто-то же должен будет отвечать за ваш бардак!

— Ну, при чём тут бардак, — обиделась Муська. — В бардаках знаете, какой порядок!.. Ой, я уже совсем пьяная… И ни одного стоящего мужика!..

Она расстегнула пуговицы на блузке и многообещающе посмотрела на Жору. Но Жора не откликнулся на её призыв.

Скелетоподобная жена Невинзона попыталась её утешить:

— Мусенька, это не только здесь — в одной научной статье писали, что сегодня на планете каждый восьмой мужчина страдает половым расстройством.

— Но почему именно мне попадается то восьмой, то шестнадцатый, то двадцать четвёртый!.. — простонала Муська и ещё больше распахнула блузку.

Проводы достигли кульминации, когда Мефиль и Митя стали выяснять, кто кого больше уважает.

…Назавтра, Жора сел в поезд, следующий до Чопа, а там — таможня и пересадка до Вены. Разложив в купе все свои чемоданы и сумки, он вышел на перрон к Тэзе, которая провожала его с букетом красных гвоздик. Постояли, помолчали, потом Жора осторожно взял Тэзу за плечи и притянул к себе.

— Спасибо за верность брату. Если бы не ты, никогда бы не поверил, что в наше время такое возможно. — Нежно поцеловал её в обе щёки. — Помни: пепел Лёши стучит в моё сердце — только свистни и я примчусь к тебе из любого конца Света… Нет, нет, гвоздики оставь себе — это я, если б не был таким жлобом, я должен был дарить их тебе каждый день. — Поезд тронулся. — А если вдруг решишься к нам, то…