Читать книгу "Финт покойной тети - Юлия Павлова"

К 1863 году, видя развивающиеся события, опубликовал прокламацию об освобождении негров-рабов, что являлось уже революционным подходом к разрешению войны.

14 апреля 1865 года Линкольн был смертельно ранен в театре актером, нанятым рабовладельцами из Южных штатов.

Авраам Линкольн стал мифом, сфокусировав в себе основные черты американской демократии.

(По материалам БСЭ, т. 14, и сборнику «Американские президенты», пер. с англ., 1996 год)

Ну ладно, что там у нас с телефонным сервисом?.. И тут мой телефон на тумбочке зазвонил.

— Алло, Насть. Это Алексей.

Как будто я могла перепутать его голос с каким-нибудь еще!

— Насть, ты дома будешь? А то я уже освободился, хотел подъехать.

Буду ли я дома? Нет, все брошу и буду умирать с тоски без него. Что я могла ответить? Сдерживая дурацкие слезы радости, я, как последняя мелодраматическая актерка из сопливого сериала, просюсюкала в телефон:

— Лешенька, что ты хочешь на обед? Рыбку или мясо? А может, пиццу?

Он задумался.

— Пиццу я не люблю в принципе, давай грибочки в сметане или буженину в духовке запеки. Сможешь?

— Конечно.

— Ну тогда я побежал, мне еще в одно место заскочить надо.

Поразительная наглость у человека. Мне кажется, у него это врожденное, довести это до такой степени совершенства самому невозможно. Грибочки в сметане! А где взять эти грибочки, если в соленом виде их в сметане не готовят, магазинные в банках совершенно безвкусные, а свежие я покупать боюсь, потому что не понимаю в них ничего и имею смутное понятие о том, как и где они произрастают?.. И что тогда я сижу? Надо срочно бежать в магазин за свиной шейкой, она же часа два готовится, могу не успеть к приезду этого нахала.

Через пять минут я ковыляла в супермаркет, думая, какое вино и гарнир выбрать к свинине. Какой же он хам, даже не спросил, есть ли у меня деньги… Укропчик надо не забыть купить.

В пять часов вечера, как классические семейные буржуа, мы с Алексеем сели за обеденный стол. Он откупорил бутылку красного вина и налег на свинину со свежими огурцами и помидорами. Я тоже поковырялась в мясе, но больше насыщалась видом самого сексуального мужчины в мире, сидящего напротив.

Я не часто готовлю, у нас этим занималась мама. Поэтому, купив два роскошных килограммовых куска «мраморной» свинины, я их немного посолила, слегка поперчила и поставила в духовку. Два часа при средней температуре, и мясо получилось изумительное без всякой лишней кулинарной возни.

Попозже, насытившись обедом, мы бродили с собаками по бульвару, и Алексей рассказывал, что на его работе все не очень хорошо.

Кредиторы усиленно нажимают, должники также усиленно делают вид, что умерли.

Что бы ни говорил он, мне было интересно слушать, и я наслаждалась началом октября. Не знаю, о чем думал Алексей, комментирующий поведение наших собак, проходящих людей и отъезжающих машин. Я лично дышала осенним с морозцем воздухом, запахом сжигаемых невдалеке опавших листьев и наблюдала дрожащие звезды в вечернем, подсвеченном городскими огнями небе.

Слово «умиротворение» и слово «любовь» могли бы передать мое настроение в этот час… До тех пор, пока на бульваре не появилась высокая девица и не уставилась на Лешу самым наглым образом.

Она села на лавочку, засунула руки в карманы куртки, и голова ее, будто магнитная стрелка за куском железа, поворачивалась вслед Алексею. Мне вид девушки испортил настроение в секунду.

— Леша, вон та, на лавочке… Она тебя преследует?

Алексей, оттаскивающий Зорьку от куска грязного хлеба, оглянулся, потерял бдительность, и Зорька моментально заглотнула пыльную горбушку.

— Не собака, а мусороуборочная машина. — Леша очень хотел девицу не заметить, но та слишком упорно смотрела на нас. — Да, девушка та самая.

Я развернулась и пошла к лавочке. Девушка смотрела на меня без любопытства.

— Извините, меня Настей зовут. Мне кажется, что вы очень пристально наблюдаете за Алексеем. Мне… это неприятно. Может, вы объясните свой интерес?

Девушка достала сигареты, прикурила.

— Иди ты!

— Мне все-таки хочется услышать ответ.

— Я тебе сказала — иди. Куда хочу, туда смотрю. А за Лешку можешь не беспокоиться, он переживет и мои взгляды, и твои, и еще ста баб. Я все думаю, когда же ты ему надоешь? Ты ему передай, что пора возвращаться.

— К-куда?

— Ко мне, естественно. Не с тобой же, хромоногой, ему сексом заниматься. Он в этом деле акробатику любит.

Девушка бросила окурок на землю, встала и быстро пересекла бульвар. Сзади подошел Алексей.

— Ты чего к ней ломанулась?

Я плюхнулась на освободившуюся скамейку и смотрела на струившийся дымок от непотушенного окурка.

— Леша, Леша, ты же все врал. Ты знаком с ней. И меня перепутать не мог, у нее вид по сравнению со мной совсем европейский… Она сказала, что ты меня бросишь. Из-за хромоты.

Алексей посмотрел на непотушенный, исходящий синей змейкой дыма окурок, на меня. Он держал по поводку в каждой руке, и наши собаки тянули его в разные стороны.

— Насть, пойдем домой. А? Так пива хочется. Я забрала поводок со Стервой и… взяла его под руку.

В те несколько секунд, когда он молча смотрел на меня, я на долю мгновения представила, как останусь одна в этом сквере, в этом вечере, в этой жизни. Я не могла быть без него. Физически не могла… Хрен эта баба получит моего Лешеньку, если только в комплекте со мной.

Я не сказала ни слова, пока мы покупали пиво, шли домой, мыли лапы собакам. Алексей скормил псинам залежалые мамины котлеты.

— Садись. Поговорим.

Я села и стала нервно крошить воблу. Бедная рыба рассыпалась под моими пальцами.

— Настена, девушка на бульваре — Лариса. Я с ней прожил полтора года. Она мне очень надоела. Я даже не сказал ей, где купил квартиру. Она случайно меня увидела и начала доставать. А насчет того, насколько у нас с тобой серьезно, — не знаю.

— У меня это навсегда.

— Не дай бог. Я очень сложный человек.

— Я тоже.

Мы выпили бочонок пива, доели мясо и легли спать пораньше. Спали мы, как добропорядочные семейные люди, попа к попе.

Алексей еще спал, я тихо собралась и уехала в клинику на обследование. Чуть не опоздала на прием — пробки, автомобильные пробки по Москве не давали ехать и нормально рассчитать время.

В половине десятого, хромая и прискакивая — это я так бегаю, — влетела в ординаторскую Эдуарда Арсеновича. Меня ждали он, еще один врач сильно в возрасте и мама.

Смотрели ногу не на холодном хирургическом столе, которых я боюсь до озноба, а прямо в кабинете.