Читать книгу "Поединок страстей - Джулия Тиммон"

– На здоровье, – шутливо отвечает Джошуа, явно довольный тем, что удалось в такую позднотень и без подготовки купить мне столь чудный подарок. – Береги его, – с каким-то особенным чувством в голосе прибавляет он.

– Обязательно! – восклицаю я. – Буду заботиться о нем всю свою жизнь, а потом завещаю детям, самому ответственному, ну… или самой ответственной.

Джошуа напряженно молчит в ответ. Я задумываюсь о том, какими будут мои дети и хочется ли мне вообще обзаводиться потомством от Гарольда. Еще несколько месяцев назад я была готова родить ему хоть пятерых детишек, а теперь при этой мысли в душе возникает протест. Опять я нарушаю данное себе слово, ведь решила до утра выбросить Гарольда из головы. Эх! Не так-то это просто. Тем более когда рядом другой парень, который каждым своим поступком заставляет задуматься: а не стоит ли именно теперь коренным образом изменить свою жизнь?

Джошуа смотрит на часы.

– Четверть двенадцатого. Надо скорей решить, что делать: поймать такси, поехать в другой ресторан и заказать шампанского или придумать что-нибудь поинтереснее.

Осматриваюсь вокруг, но не вижу ни одного автомобиля со светящимся знаком такси.

– А у тебя машины нет?

– Есть, – говорит Джошуа. – Она осталась на стоянке в Грюневальде.

– Серьезно? – изумленно спрашиваю я.

– Да, – спокойно отвечает Джошуа.

– Зачем же мы сели в такси?

– Чтобы не терять ни минуты, – объясняет он. – Если бы мы пошли на стоянку, а твой Гарольд решил бы выбежать за нами вслед, непременно догнал бы нас и тогда неизвестно чем все закончилось бы.

Пытливо смотрю на его лицо, пытаясь понять, почему он так поступил. Чтобы не усугублять моих страданий? Или чтобы провести остаток вечера вместе? И то и другое необъяснимо. Ведь помимо той вспышки страсти у нас ничего нет. Он ни в чем мне не признавался, ничего не предлагал, не выражал особого восхищения. Впрочем, так ли важны слова? Не говорят ли понятнее всяких объяснений действия?

Одергиваю себя и мысленно смеюсь. Не хватало только придумать любовь там, где ничем подобным и не пахнет. Джошуа просто участливый человек, понял, что я в прескверном положении, и решил помочь. А раз взялся за это дело, доводит его до конца, вот и все.

– Так едем в ресторан или нет? – спрашивает он.

Задумываюсь. Перекусить я, конечно, не прочь, но, как только представлю, что вхожу в очередной набитый людьми зал, сажусь за столик, беру меню, делается тоскливо.

– По-моему, ресторан – это слишком скучно, – говорю я. – Очень уж неинтересно. Давай лучше просто погуляем. Расскажи мне что-нибудь о Берлине.

– Ты уверена, что хочешь именно такой праздник? – недоверчиво спрашивает Джошуа.

Приподнимаю контейнер с бонсаем и снова подношу его к сердцу.

– Этот праздник самый необычный в моей жизни. Пусть и он закончится не как всегда.

Джошуа кивает, уверенно берет меня за руку, мы идем по залитому светом витрин тротуару и, наверное, кажемся со стороны влюбленной парочкой.

Просыпаюсь по будильнику и не спешу открыть глаза, не желая расставаться с радужными впечатлениями. Мне снилось что-то теплое, ласковое, волнующее. Что-то вроде моря. И, по-моему, Джошуа. Да, точно. Мы сидели на морском берегу, почти как тогда, только не ночью, а солнечным утром. И не занимались любовью, а просто держались за руки, но, мне казалось, близости сильнее, чем эта, я не знавала никогда прежде. Сны, сны! Почему они настолько похожи на правду, зачем понапрасну дразнят нас неземными радостями?

Медленно открываю глаза, вижу топ и белую юбку на стуле, вспоминаю разбирательство в ресторане, остальные события вчерашнего дня и зажмуриваюсь. В десять нарисуется Гарольд, а мне, хоть я и отчаянно надеялась, что сегодня взгляну на вещи иначе, до ужаса не хочется ничего выяснять. Вот бы вернуться в свой сон и сидеть в нем рука об руку с Джошуа до тех пор, пока здесь, в действительности, не пройдет лет этак десять.

Джошуа… Мысли крутятся лишь вокруг него. Вспоминаются один за другим все разговоры с ним и все его поступки. Когда очередь доходит до бонсая, я пугаюсь, что и деревце мне приснилось, и смотрю по сторонам.

Вот она, моя красавица-сосенка. Стоит на столике, гордо расправив миниатюрные пушистые лапы. От осознания того, что подарок Джошуа будет со мной всегда, делается отрадно, но щемит в груди и почему-то хочется плакать. Медленно сажусь в постели, протягиваю руку и провожу пальцем по прохладным иголочкам.

Думаете, мы с Джошуа расстались навек? Пока нет. Думаю, что нет… Прощаясь, он попросил меня встретиться с ним еще один раз, сегодня во время ланча, в том же самом кафе, где вчера я сняла перед ним дурацкий парик и очки. Лететь домой я планирую часа в четыре.

Не знаю, как все сложится после беседы с Гарольдом, но мне очень хотелось бы съездить на эту последнюю встречу с Джошуа. Хотя бы в знак благодарности за вчерашнее и за то, что его стараниями в этом году у меня был премилый день рождения.

Мы бродили по берлинским улицам до двух ночи, потом Джошуа поймал такси и привез меня к гостинице. Никаких намеков он не делал, даже не пытался одурманивать комплиментами. Если бы между нами снова что-нибудь случилось, я определенно не согласилась бы встретиться с ним сегодня. Почему? Наверное потому, что в таком случае твердо знала бы, что сблизилась с ним от безысходности, желая усыпить боль, и только. Сейчас же нас единит дружеское чувство, а оно в отдельных случаях ценнее страсти, даже влюбленности.

С трудом поднимаюсь с кровати, так, будто гриппую, и шлепаю босыми ногами в ванную – перед приходом Гарольда не мешает привести себя в порядок, хотя делать ничего не хочется и я чувствую себя разбитой, подавленной и растерянной. Утро не принесло долгожданной ясности ума и уверенности. По-моему, мне хуже, чем накануне вечером, ведь сегодня придется принимать окончательное решение – откладывать разговоры некуда.

Гарольд приходит без опоздания и – представьте себе! – с букетом цветов. Слава богу, не столь безвкусным, какой он преподнес вчера Беттине, – из красных и розовых роз, в прозрачной обертке.

– Это еще зачем? – спрашиваю я, вместо того чтобы восхититься.

Гарольд кладет цветы на тумбочку. Я не спешу позвать горничную, чтобы та принесла вазу, вообще об этом не думаю. В голове мелькает единственная мысль: хорошо, что не положил их рядом с сосенкой. Бедные розы! Они-то ни в чем не повинны.

Только теперь замечаю, что Гарольд странно выглядит. Глаза красные, волосы лежат так, словно он не только не причесывал и не напомаживал их сегодня утром, но и вообще не мыл после вчерашнего. Мое сердце сжимается, в голове мелькает мысль: неужели настолько страдает? Во всем его облике смущение и готовность покаяться, что совершенно сбивает с толку. Обычно Гарольд горделив и любит подчинять себе любые обстоятельства.

– К чему цветы? – повторно спрашиваю я.